Война и мир старшины Соломатина

В преддверии 9 мая в редакцию «Калтанского вестника» пришла немолодая уже женщина с тоненькой пластиковой папкой в руках. Она принесла стихи собственного сочинения, посвященные памяти отца-фронтовика, Николая Григорьевича Соломатина, ставшего в 19 лет инвалидом 2-й группы. Людмила Николаевна Булычева (Соломатина) хотела, чтобы стихи были опубликованы ко Дню Победы, и подталкивали ее к этому мысли о собственном нездоровье – зашла из больницы, с приёма, с температурой и подозрением на воспаление лёгких ... В такие минуты бренность и хрупкость нашего бытия ощущается особенно остро, а желание сохранить память о своих корнях, передать эту эстафету далее, превращается в потребность и долг.

- Я должна это сделать для него, понимаете? – сказала она. – Потому что никто этого больше не сделает.

Стихи были любительские, но их содержание – о двух юных братьях-солдатах, один из которых являлся отцом автора, – не могло не привлечь моего внимания:

... Письмецо вручили дома,

А вскоре – похоронку,

Следом младший Коля

Пошел мстить вдогонку.

Треугольник пожелтел,

Оплаканный, с годами,

А Васек не повзрослел ­

Портрет на стенке в раме ...

Мы разговорились. История, рассказанная Людмилой Николаевной, оказалась одновременно и простой, и необычной. Но понадобилась еще не одна встреча, чтобы из фрагментов воспоминаний детства и юности сложилась целостная картина.

1. КОРНИ

... Отец был младшим из восьми сыновей в большой семье Соломатиных.

Родители, Григорий Ильич и Лукерья Евграфовна, воспитали десять детей, дочерей было только две. Последней, после Николая, родилась сестрёнка Лида. Детей могло быть еще больше, но трое умерли в раннем возрасте.

Жила семья в Алтайском крае, в большом селе Усть-Чарышская пристань (сегодня – Усть-Пристанский районный центр). Основанное на реки Оби еще в 1773 году переселенцами из центральных районов России, к началу XX века село стало одним из крупных торговых центров, в нем начала развиваться промышленность, открылось отделение петербургского банка. В былые времена Усть-Чарышскую пристань даже планировалось преобразовать в город Александровск (в память об императоре Александре III), но так до этого и не дошло.

В силу таких географических и экономических обстоятельств семья была ни городской, ни сельской, хотя и свой огород Соломатины садили, и соседям в страду пшеницу убирать помогали. Григорий Ильич работал на Оби, на земснаряде, или, как его называли в народе, «грязнухе», который рыл и отправлял на берег грунт и песок, чтобы русло реки оставалось судоходным и не возникало мелководья. А ещё подрабатывал стекольщиком по всем окрестным селам, человеком был мастеровитым и о семейном бюджете заботился.

Управляла мальчишеской ватагой мать – слушались её беспрекословно, хотя была она женщиной на редкость сдержанной, а её родительская педагогика многим показалась бы суровой. Она, например, не бежала со всех ног, чтобы успокоить упавшего малыша; только скажет, бывало, своим мягким и тихим голосом: «Сам поднимется!» – и продолжает заниматься домашними делами. «Как в броню одетая!» – могли высказаться в её адрес знакомые.

Отец не помнил, чтобы их мама, Лукерья Евграфовна, когда-либо повышала голос на близких, скандалила или ссорилась. Спокойствием этим она не давала возникнуть конфликту, когда глава семейства возвращался домой чем-то раздраженный, сердитый. Напротив, старалась побыстрее накрыть стол к ужину, разрядить обстановку. «Слова – серебро, молчание – золото» – это, воистину, о ней было сказано! Радости и печали своей жизни принимала она со спокойным достоинством, впитанным с детства. И почётным званием «Мать-героиня» была награждена с полным на то основанием, хотя и не носила врученный, как было положено, орден.

С уходом Советского строя награды женщинам-матерям – медаль «Материнская слава», «Медаль материнства», орден «Мать-героиня», к сожалению, упразднены. Недавно учреждён орден Российской Федерации – «Родительская слава», а в Кемеровской области в 2004 году для многодетных матерей учреждена медаль «Материнская доблесть». Её вручают женщинам, которые родили и воспитали 5 и более детей. Но вряд ли и в прежние времена, и сегодня есть на свете награда, которая в полной мере оценила бы материнский вклад в достойное рождение и воспитание ребёнка ...

- Я тоже родилась в этом селе и помню бабушкин дом, – рассказывала Людмила Николаевна. – Отец вспоминал, что родители не разрешали старшим гулять по ночам. Бывало, мать на ночь их всех по головам пересчитает, проверит, все ли на месте, а ребята тайком потом выберутся через окошко в чуланчике, погулять со сверстниками по ночной улице – и под утро так же возвращаются обратно ... я помню и это небольшое окошко, и черёмуху над ним.

... Жили нелегко, работали много и на совесть, каждый понимал свое место в семье, может быть, потому и выросли все сыновья и дочери как на подбор – здоровые, умные, работящие, видные.

Дети хорошо учились в школе, обладали склонностями к техническим дисциплинам, но особенно выделялся Василий – он в те годы даже зарабатывал тем, что делал задания по сложным предметам для ребят постарше себя.

К тому времени, когда началась война: семья понемногу вставала на ноги. Подросшие сыновья один за другим покидали небогатый родительский дом в поисках своей доли. Старший сын, Иван – (1905 г.р.), обзавёлся семьей, стал кадровым военным; второй, Павел (1906 г.р.), успел не только жениться, но и стать отцом семерых детей ... Воевать в их семье первым довелось четвёртому сыну, Роману (1914 г.р.); он пришел с финской войны целым и невредимым, но покалечил ногу, упав с крыши дома, и сильно хромал всю оставшуюся жизнь. Роман жил со своей семьей в Новосибирске.

Дочери Матрена (1908 г. р.) и Лидия (1928 г.р.) во время войны жили вместе с родителями. Семейная жизнь у них сложилась, но материнский подвиг никто из сестер не повторил – детей у обеих было по двое.

2. ФРОНТ

22 июня 1945 года разделило жизнь семьи Соломатиных на две неравные половины: «до» и «после» войны, как впрочем, и у остальных граждан Советского Союза. «До» уже никогда не было суждено повториться, и в прежде шумном многолюдном доме вдруг остались пожилые уже родители, две дочери и школьник Николай.

Судьбы сыновей на войне сложились по-разному.

Иван день Победы встретил полковником юстиции, после войны был военным прокурором 19-й армии, затем 5-й гвардейской танковой армии, служил в этой должности в 82-й воздушной армии в Ташкенте: перед пенсией – во Владимире. Из-за фронтового ранения у него плохо действовала правая рука, но работу не оставлял ...

Второй сын, Павел (1906 г.р.), воевал в 212-й стрелковой роте, геройски погиб летом 1943-го года на Курской дуге. Он похоронен в братской могиле у села Боброва Курской области. Когда уходил на фронт, его младшей дочери было всего три месяца. Старшие дети – дочь Люба и сын Виктор – ездили на открытие памятника погибшим, и долго хранилась в семье областная газета, в которой рассказывалось об их отце ... Но потом, к большому огорчению Лукерьи Евграфовны и всех остальных взрослых членов семьи, внуки затеряли памятную статью ...

Третий сын, Дмитрий (1908 г.р.), командовал артиллерийской батареей, в боях был ранен. Тяжёлая контузия головы сделала его инвалидом, и свою жизнь он окончил в интернате для инвалидов в г. Керчь, где умер и был похоронен.

Без видимых ранений вернулся с фронта Сергей (1916 г.р.). Во время войны он был старшим механиком на военных самолетах. Единственный из братьев пришедший невредимым, он умер внезапно от разрыва сердца, когда ему было чуть за сорок. Умер 31 декабря: счастливый и радостный, нес домой ёлку – и упал прямо на улице ...

Роман ходил в военкомат, просился хотя бы в партизаны. Отказали из-за больной ноги. Он работал в тылу и дома не бывал не то что неделями – месяцами.

Михаил (1921 г.р.) в начале войны закончил Саратовское танковое училище. Лейтенант Соломатин воевал геройски и за боевые заслуги был награжден орденом Красной звезды; до Берлина не дошел – выпрыгнув из горящего танка, получил тяжёлое ранение позвоночника и домой вернулся с группой инвалидности. Однако сумел окончить речной техникум в Томске и до пенсии работал диспетчером, а затем жил в пригороде Новосибирска. Там и похоронен.

Самой большой трагедией в семье, незаживающей раной на сердце матери стала гибель Василия. Родившийся в 1924 году Васёк, как звали его домашние, был отправлен на фронт, сразу после выпускного бала. Не оправдались надежды педагогов и родительские чаяния – провоевав всего три месяца, он погиб под Смоленском, на Заячьей Горе, о штурме которой рассказывали потом вернувшиеся земляки. Там полегли тысячи советских солдат, несколько месяцев пытавшихся взять укрепленные фашистами высоты. Только одно письмо, бережно сохраненный до сегодняшнего дня фронтовой «треугольник», получили родные от него. Следом пришла похоронка.

- Павел погиб – есть, кому оплакать, семеро детей у него, будут помнить о нём, – до конца своих дней не могла успокоиться мать. А Василий ушёл – после него никого не осталось ...

Людмила Николаевна была ещё девочкой, но хорошо помнила, как все вглядывалась бабушка Луша в фотографию погибшего сына, в тонкие юношеские черты его лица. Портрет висел в её комнате на стене, и эти слова, полные печали о человеческой жизни, прервавшейся в самом начале своего расцвета, до сих пор звучат в памяти. Не просто материнская боль, а сознание невосполнимости утраты для семьи и всего остального мира были в них.

Слова эти могла сказать только женщина, сильная духом. Внучка помнит, что почти до самой смерти в косах бабушки Лукерьи не было ни единого седого волоса. Должно быть, несокрушимое сибирское физическое и душевное здоровье да крепкую волю унаследовали и ее дети, и эти качества помогли им выжить после полученных ранений и найти своё место в послевоенной стране.

3. ЖИТЬ – ЭТО ВЫСТОЯТЬ

Смерть Василия, почти ровесника, подтолкнула самого младшего брата, Николая, подать заявление в военкомат. Он рвался на войну, хотя ему ещё и семнадцати не было. Мальчишке отказывали – куда ты, молод ещё, да и так у вас почти вся семья на фронте.

Но желание отомстить за гибель Васи пересилила уговоры.

В 1942 году он ушел на фронт добровольцем. Вначале была радиошкола в Новосибирске, и там ему довелось неожиданно встретиться с родственником – сыном старшего брата Ивана, призванным из другой области. Племянник был ему ровесником (тоже 1926 г.р.) и носил редкое имя Ураний. После окончания школы родственники вновь расстались. Ураний (ныне он живёт в г. Кемерово, написал книгу фронтовых воспоминаний «От Немана до Днепра»), отправился на 3-й Белорусский фронт, Николай попал на 1-й Прибалтийский.

Уже после войны они узнали, что могли бы встретиться ещё раз – в 1944 году, под Кенигсбергом, когда объединились разные фронты, но судьба распорядилась иначе.

А еще фронтовая судьба как-то столкнула его со старшим братом Иваном случайно, он узнал, что танковая армия, в которой тот служил, находится рядом, всего в нескольких километрах. Им организовали встречу, но братья только и успели перекинуться несколькими словами, пытаясь выяснить судьбы остальных воевавших Соломатиных: живы ли, где, как? Но никто не смог что-то рассказать, потому что не знал ...

Гвардии сержант Николай Соломатин служил в роте связи начальником радиостанции и был награждён медалью «За боевые заслуги». На фронте он вступил в партию и своим убеждениям впоследствии никогда не изменял.

При штурме Кенигсберга он был ранен в голову и контужен так сильно, что его признали погибшим и после боя отнесли в сарай, где складывали тела погибших. Ночью он очнулся, застонал и его услышали караульные. Они пришли в сарай с фонарями и с трудом отыскали его среди полуокоченевших трупов. На плащ-палатке, совершенно неподвижного, худого и маленького, с окровавленной головой, перенесли Николая из сарая в блиндаж, где было тепло – топилась буржуйка.

В сознание он пришёл уже в поезде, увозившем тяжелораненых подальше от линии фронта. Первое, что он увидел, – плачущая над ним медсестра. Оказалось, это та самая девушка, которая решила, что он погиб. Всю дорогу она старалась не отходить от него, хотя здесь находилось немало и других раненых, все просила прощения. Ей надо было часто менять ему бинты, потому что кровь из ушей у Николая всё шла, и эти последствия контузии не оставляли его и позже.

Несколько месяцев он лечился в госпиталях. К имевшимся наградам прибавились медали «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», но прежнего здоровья было уже не возвратить. 25 мая 1945 года девятнадцатилетнего старшину выписали из госпиталя инвалидом 2 группы, данной бессрочно, с целым букетом пожизненных теперь заболеваний, причина которых указана в коротенькой формулировке «пребывание на фронте». Теперь он должен был постоянно принимать таблетки, успокаивающие средства, которые получал в аптеке по рецептам с круглой печатью.

В мир пришла победа, Николай был жив, и ему верилось, что теперь-то всё наладится. Ведь он был ещё так молод! Однако учиться пришлось, как инвалиду, в социальном техникуме. Он закончил его на «отлично», получил диплом «мастер верхней одежды» и действительно стал мастером. Замечательно шил, особенно модные тогда бостоновые костюмы для высокопоставленных лиц, которые всегда оставались довольны тем, как безукоризненно сидела одежда.

В Калтан молодая семья – Николай Григорьевич, жена Анастасия Ивановна, красавица и рукодельница, дети Саша и Люда – перебралась в 1957 году. Отец, как вспоминает Людмила Николаевна, поработал не на одном предприятии, но везде недолго.

- Как он радовался, когда его приняли начальником закройного цеха на швейную фабрику «Березка» в Осинниках – вспоминает она. – Это было для папы, наверное, самой большой удачей. Он там разработал новые лекала, что дало большую экономию тканей. Его отметили солидной премией – и было очень приятно, что его труд признали и оценили. И как горько было из-за своего нездоровья потерять затем работу! По этим причинам он чаще работал на дому. Но здесь всё зависело от заказчиков – в один месяц их было несколько, а иногда – ни одного.

Да, непросто складывалась жизнь Николая. Соломатина после войны. Тяжёлое ранение и постоянные физические страдания сделали его прямой и открытый характер взрывным и неуравновешенным, нередко он срывался по пустякам, становился груб и агрессивен. Физические нагрузки оборачивались болями в позвоночнике. Малейшее волнение, даже приятное (например, подарок ко дню рождения), настолько выводило его из равновесия, что начинали трястись руки.

Он хотел быть нужным и полезным обществу, работать и обеспечивать семью, иметь стабильный доход и много раз пытался устроиться на производство. Его брали только временно, никому не хотелось иметь в коллективе человека с такими проблемами, пусть и грамотного, толкового. А ему, выросшему в семье, где каждый с детства привык трудиться, так больно было слышать в спину: «Мужик, а у жены на шее сидит!»

- Я не буду идеализировать образ отца, – спокойно говорит его дочь. – Да, порой он выпивал – ему было достаточно небольшой дозы, чтобы как-то расслабиться, успокоиться. Помню, что в гастрономе рядом с домом тогда продавали на розлив, вместе с соками, дешевое красное вино, и, потеряв в очередной раз работу, отец мог зайти и выпить там немного этой «бормотухи». На что-то лучшее и денег не было! Когда он приходил таким домой, мать это, конечно, огорчало, и она выражала ему свое недовольство, а отец потом всячески пытался загладить свою вину. Но изредка я была свидетельницей тому, как мама, в минуту, когда отец был особенно взволнован, говорила: «Коля, выпей чуть-чуть, успокойся ...». Я не могу, не хочу и не имею права судить его за это. Не дай Бог никому стать инвалидом в девятнадцать лет!

Правда, однажды взрывной и неукротимый отцовский характер спас жизнь его маленькому сыну.

- Мы жили тогда еще в Усть-Пристани, место открытое, летом всегда сильная жара, – вспоминает Людмила Николаевна. – Поручили мне смотреть за братом Сашей, а я оставила его на крылечке, сама в дом ушла. Маленькой еще была, не подумала, что солнце ему повредить может. А он был ребенком спокойным и послушным, сидел на солнцепеке часа четыре ... Получил солнечный и тепловой удар такой степени, что начался менингит, парализовало ноги. Заведующий местной больницей, куда привезли ребенка, через несколько дней вызвал отца и предложил забрать сына, потому что медики не в состоянии были ему помочь: готовьтесь к похоронам - так и сказал.

- А кто в силах ему помочь? – спросил отец.

- Ну, разве что в областной больнице, и то вряд ли.

- Так отправляйте в областную больницу!

Отцу стали объяснять, что это невозможно. Ведь из села в то время уезжали только на пароходе «Товарищ», отправлялся он не каждый день, и расстояние до Барнаула (155 километров) проходил за 12-16 часов. Не успеют довезти, ведь жить мальчику осталось максимум сутки.

- Так вызывайте вертолёт!

Врач не решался. Он уговаривал отца смириться, мол, вы с женой ещё молоды, других детей родите. Где это видано: деревенскому мальчишке вертолёт вызывать!

Вот тут у фронтовика кровь и вскипела. Он схватил стул и пообещал, что заведующий больницей будет жить, если поможет ребенку. Или похоронят их обоих:

- Если не вызовешь сейчас же вертолет, то я тебя этим вот стулом здесь же и прибью ...

Видимо, сказал он это так убедительно, что врач снял трубку телефона и стал звонить в областную больницу. Ему ответили: высылаем вертолёт, готовьте посадочную площадку ...

Брат выжил. Потом служил на Северном флоте, женился. И ноги у него были в полном порядке: даже как-то занял первое место в областном турнире по бальным танцам ...

- Да и выпивать отец стал, когда мы уже подросли, а он совсем физически измучился, – уточняет дочь. – Прежде он не мог себе этого позволить. Ведь кроме нас, детей, в семье воспитывалась мамина племянница, сирота Валентина. И ко всем нам родители относились одинаково. Жили трудно – ютились вшестером в двух комнатах, в квартире с подселением (с Валентиной к нам приехала жить бабушка, мать мамы). Когда отцовской пенсии в 45 рублей и маминой зарплаты (35 рублей), стало не хватать, завели поросят. Ухаживал за ними папа – чистил в сарайчике, пойло носил, никакой работы не чурался. Он, как и его братья, был не только заботливым отцом, но и добрым человеком, и в помощи никому не отказывал. Валентина выросла вместе с нами, получила высшее образование, а потом они с братом Сашей уехали в Братск, там жить остались и семьями обзавелись.

Умер отец в пятьдесят лет от того, чем страдал всю свою послевоенную жизнь острой сердечной недостаточности и нарушения мозгового кровообращения. Мама наша намного пережила его. Сейчас она нуждается в постоянном уходе – второй инсульт осложнился частичной парализацией руки и ноги. Хотя она и является вдовой фронтовика, надбавки к пенсии не получает – выцвел от времени штамп в свидетельстве, и не сумела она ничего доказать. Пусть и прожили мы здесь всю жизнь, на глазах у всех ... Брат как-то ездил в Усть-Пристань, пытался там какие-нибудь документы отыскать, но не удалось это ему. И махнули мы на все рукой, хотя и обидно за неё, да и деньги для больной были бы не лишними.

Сегодня я пытаюсь собрать, восстановить в памяти все, что связано с моим отцом, его братьями. Очень давно, лет сорок назад, ученики школы № 12 ходили по квартирам, собирали фотографии фронтовиков – их тогда ещё не называли ветеранами, просто – участниками войны. Ребята просили, чтобы на фотографии фронтовики были в военной форме, потому что снимки были нужны, по их объяснениям, для школьных музеев. У отца была одна такая фотокарточка, с нею вернулся с войны – и он её отдал.

Несколько лет назад мама рассказала мне о существовании этого снимка, и я пошла в школу, честно говоря, без особой надежды вернуть его. Ведь сколько времени прошло, кажется, все уже переменилось в нашей стране. К моему удивлению, директор школы Валерий Тимергазиевич Апаков провел меня в свой кабинет, выложил кипу фотоальбомов. Я листала их один за другим, там было множество фотографий, но отцовского лица на них не было. Я сникла и уже хотела уходить. Но как будто отец услышал меня: перевернув очередную страницу, я вдруг увидела его – молодого. Спустя сорок лет!

Валерий Тимергазиевич отсканировал фотографию, распечатал два экземпляра, но мне так хотелось именно ту, что прошла вместе с отцом его военные годы! Эту просьбу выполнили – теперь в школьном альбоме находится компьютерная копия снимка, а тот, единственный, хранится в нашем домашнем архиве ...

Сейчас я уже пенсионерка – вместе с мужем работала на заводе КВОиТ, вырастили сына, уже есть внучка. Мама живет на проспекте Мира, с ней вместе – семья нашего сына, её внука, я навещаю её почти каждый день. Мне грустно видеть молодых людей, которые в любое время суток бродят неприкаянно по проспекту с бутылками и банками пива ... не доведёт это их до добра! Я невольно думаю, что мой отец и его брат Василий, когда уходили на фронт, были ровесниками этих парнишек и молоденьких девушек – и сравнение это, к сожалению, не в пользу нынешнего поколения. И так жаль становится всех – и тех, кто погиб за нас на войне, потерял здоровье, остался инвалидом, и тех, кто в этой жизни не может себя найти.

В годовщину Победы я всегда вспоминаю, как встречал этот праздник отец. Обязательно надевал на парад медали и гвардейский знак, всё это было очень дорого для него. Помню, как он плакал в этот день, слушая военные песни, как будто вырывалась из сердца запрятанная глубоко страшная боль. Только много лет спустя стала я понимать, от чего и о ком были эти слёзы.

... Вот такая безыскусная история одной семьи была рассказана дочерью фронтовика Людмилой Николаевной Соломатиной, по мужу – Булычевой.

И мы решили помочь ей сберечь память о братьях-воинах, поместив её рассказ на страницах городской газеты. Не в нашей воле остановить колесо жизни и смерти, но сохранить и передать историческую память мы в силах: пусть это будут старые фотографии, боевые награды, пожелтевшие треугольники фронтовых писем, бережно хранимые потомками ветеранов Великой Отечественной, или даже просто строки стихов, написанных далеко не профессиональным языком, но с любовью и благодарностью.

Людмила Танкова

(Калтанский вестник, 21 мая 2009)