Архиерейский крест

- Когда назначено крещение на реке? - спрашивает меня матушка Васса.

- Завтра будет, а дождь вторую неделю не унимается.

- Не печалься, вот приедет владыка Софроний, и погода наладится. Сама увидишь ...

Честно сказать, не поверила тогда этим словам. Но когда в реку вошел владыка со священниками, чтобы освятить воду и приступить к крещению, вдруг на небе раздвинулись черные тучи, и засияло солнце!

Не раз подтверждались слова матушки. Еще памятна дождливая осень 1996 года, когда совхозная техника буксовала на полях, осыпалось на корню зерно. Казалось, что уже ничто не спасет хлеб, но молитва правящего архиерея о даровании хорошей погоды рассеяла тучи. И селянам, и дачникам удалось убрать урожай.

16 мая исполнилось одиннадцать лет со дня принятия архиепископом Софронием архиерейской хиротонии. Труден был его путь ко священству. Господь прежде дал познать и пережить многое: военное лихолетье, голод, холод, тяжелый труд ... Даже срочную службу в рядах Советской Армии будущий первый кузбасский архиерей проходил в суровых условиях – на Северном флоте.

В 1963 году владыка Софроний (в те времена просто еще Дмитрий Будько) окончил Минскую духовную семинарию с ученой степенью кандидата богословских наук. Это было время "хрущевских" гонений на православную церковь. Помните? "К 1980 году в СССР не будет ни одного попа!" Тогда даже поступление в духовное учебное заведение было сродни подвигу. Будущий священник, конечно же, знал о предстоящих трудностях, о возможных лишениях. Что двигало им тогда? Непоколебимая вера? Желание зажечь свет Христовой веры в душах обманутого народа? Думается, то и другое вместе.

Сразу после окончания учебы у Дмитрия Будько начались мытарства с устройством на пастырское служение. Став бездомным странником, он безрезультатно объезжал епархию за епархией. Но вакантных должностей не было. Повсюду закрывались храмы, заслуженные священники оставались без мест, где уж тут устроиться молодому выпускнику?

Долгим был его путь в Сибирь, к Высокопреосвященному Кассиану, архиепископу Новосибирскому и Барнаульскому. И только в Новосибирске Дмитрий Будько был рукоположен в сан священника. Это произошло 22 марта 1964 года. До 1 июля 1966 года отец Дмитрий служил в Вознесенском кафедральном соборе города Новосибирска. Затем был направлен в осинниковский храм пророка Божия Илии.

Встречая батюшку у ворот церкви; один прихожанин воскликнул:

- Господи! Я этого священника сегодня во сне видел ...

- Не было тогда в нашем храме покоя, батюшки менялись ежегодно. Молодой священник был послан сюда, так сказать, стабилизировать обстановку, - делится со мной пережитым матушка Васса. - Приход наш был тогда трудным. Не было в том вины прихожан или священника, все шло от властей. Приходской совет не избирался, как положено, приходским собранием, а назначался горисполкомом. Отсюда были все беды. Приходской совет составляли случайные люди, причем далекие от православной веры.

Странно даже вспомнить, как церковью управляли баптисты, пятидесятники, лютеране ... Трудно поначалу приходилось батюшке. В горисполкоме ему сразу поставили условие: не впускать в храм детей до семи лет. Но разве мог пойти на этот шаг будущий архипастырь? Да, великое испытание послал ему Господь - ведь неподчинение властям сулит немало неприятностей. Но не взаимоотношения с властями заботили тогда молодого настоятеля, а приходская жизнь. Как достойным способом переизбрать приходской совет? Как ввести туда истинно верующих православных христиан? Задача казалось практически невыполнимой. Но по молитвам батюшки Дмитрия все устроилось. Приходской совет все-таки был переизбран. Дела церкви стали понемногу налаживаться. Утихли наветы, распри. Верующие вернулись к соборности. Церковь словно ожила. Власть, поняв бесполезность своих запретов, несколько ослабила давление. И это послабление сразу почувствовали горожане. Люди уже без утайки стали ходить в церковь. Праздничные службы, родительские субботы - все это молитвенно объединяло людей.

- Бывало, батюшка скажет слово, и будто в сердце огонек зажжет, - вспоминает бывшая староста храма Н. Ф. Доронкина. - Благословит, и будто крылья вырастают. Это был священник большого ума и любящего сердца, умел он согреть наши души добрым, ласковым словом ...

За годы советской власти воспитались целые поколения атеистов. Но были и те, кто веру никогда не предавал, и их дети тоже были верующими. Пусть порой под чужой фамилией, но крестили своих детей, украдкой приглашали в дом священника. Батюшка, конечно, знал этих страдающих душой "атеистов", поддерживал их духовно, молился за них, наставлял и благословлял.

- Бывало, кто заболеет, бегут ко мне, - рассказывает матушка Васса, - мол, призовите батюшку. Я тогда работала на шахте "Капитальная", и там все знали, что я верующая, потому часто обращались. Помню, как-то мы с отцом Дмитрием трижды ходили к болящему человеку на исповедь. Это было морозной зимой. Три километра туда и столько же обратно. Помню, идем по сугробам, занесенным тропкам и молитвы читаем, чтобы собаки не напали, чтобы с дороги не сбиться. Темень кругом да ветер пронизывающий. А у меня-то одежда потеплее была, чем у батюшки ...

Смиренно нес свою службу священник в Осинниках. За один год и девять месяцев, что прослужил он здесь, немало сделал для того, чтобы объединить людей молитвенно. Благодаря этому произошел настоящий всплеск духовного настроя, особого душевного подъема. Стало поправляться и финансовое положение прихода. Начали подумывать о строительстве нового церковного здания. И это в то время, когда повсюду закрывались церкви!

Вспоминает бывшая староста церкви Н. Ф. Доронкина:

- Отец Дмитрий первым дал тогда благословение на строительство храма в Осинниках. С этим благословением я поехала в Москву к Патриарху за разрешением. Вернулась оттуда, а батюшки уже нет. Его отозвали в Новосибирск, где служил ранее. Расстроилась до слез: как же без него будем строить храм? По просьбе наших прихожан трижды ездила к епископу. Умоляла вернуть батюшку. Не вернули, сказали, мол, он здесь нужнее. Мне думается, в этом проявился промысел Божий о будущем архиерее ...

- Когда мы начали строить храм, - продолжает свой рассказ матушка Васса, - просили молитв отца Дмитрия. Его молитва всегда помогала нам в трудных делах. Мы чувствовали это.

Более тридцати лет назад владыка Софроний, тогда еще Дмитрий Будько, оставил наш приход. Многое изменилось за эти годы, многое стерлось в памяти. Только никто из верующих не забыл доброго пастыря: И вот через двадцать пять лет он вновь вернулся на служение в Кузбасс, теперь уже в высоком архиерейском сане. Каждый его визит в наш храм - настоящий праздник. И как-то по-особому звонят церковные колокола, и ярче светит солнце ...

Все говорят о том, что Высокопреосвященнейший владыка Софроний никогда в молитвах не забывал свой осинниковский приход. Всегда чувствовалась молитвенная связь пастыря со своей бывшей паствой, и она крепнет год от года. Более трех лет назад был подписан договор о совместной педагогической и культурно-­просветительской деятельности управления образования администрации города Осинники и отдела религиозного образования и катехизации Кемеровской епархии. Владыка сам подписал этот важный документ, он по-прежнему заботится о нашем духовно-нравственном состоянии, а еще больше - о наших детях.

В 2000 году владыка Софроний освятил место под новую осинниковскую церковь. Но ведь и первый храм тоже построен по его благословению.

Нелегкий крест несет наш архипастырь, но легких и не бывает. Господь каждому дает по силам. Видно, велики силы и крепок дух у нашего архипастыря, коль свет Христовой веры так обильно изливается на кузбасскую землю. 

Награды Высокопреосвященнейшего Софрония, архиепископа Кемеровского и Новокузнецкого

1974 год - Медаль прп. Сергия Радонежского I степени

1978 год - Орден Сирийской Православной Церкви

1980 год - Орден прп. Сергия Радонежского III степени

1982 год - Почетный знак областного Фонда мира II степени г. Новосибирск

 

1983 год­ - Медаль Фонда мира (бронзовая)

1989 год - Почетный знак областного Фонда мира I степени г. Новосибирск

1991 год - Медаль Фонда мира (серебряная)

1998 год - Знак отличия "Почетный гражданин Кемеровской области"

1999 год - Медаль "За особый вклад в развитие Кузбасса" II степени

2000 год­ - Медаль "За особый вклад в развитие Кузбасса" I степени

2000 год - Орден Дружбы

­2001 год - Медаль Фонда мира (золотая)

­2002 год - Орден "Доблесть Кузбасса"

­2002 год - Лауреат общероссийской премии им. Петра Великого

­2003 год - Юбилейная медаль "60 лет Кемеровской области"

Божии люди

Батюшка

- Сынок, подай Христа ради. В дверях стоял старик с посохом в руках. Тогда, в сороковых годах, по белорусской земле ходило немало нищих. Несмотря на неурожайные годы их не обижали. Малец был дома один. Вся семья работала в поле. Он нашел припрятанный матерью каравай хлеба и отломил ломоть. Странник перекрестился, принял подаяние и как бы взамен подал Библию. Мол, возьми, тебе пригодится и, словно растворился в дверном проеме. Интересен этот случай тем, что в той деревне никто не видел этого нищего странника. Об этом случае как-то рассказал отец Димитрий.

- Батюшка, кто это был? На мой вопрос батюшка промолчал.

Я долго строила на этот счет догадки. Меня не покидала мысль, что был это вовсе не случайный человек. Дело в том, что именно по этой книге о. Димитрий выучился читать и благодаря ей впоследствии стал священником.

Правда, долгим был его путь к Богу. После окончания сельскохозяйственного техникума работал в колхозе бухгалтером-­экономистом. Женился, затем служил в армии. По окончанию службы работал на прокопьевской шахте, но по состоянию здоровья кормильца семья вынуждена была переехать к родственникам под Владимир. Трудился, так сказать, опять на счетной работе. Был инспектором и экономистом. Кто знает, как бы в дальнейшем сложилась его судьба, если бы не случай. Как-то вечером, возвращаясь с работы, старший экономист колхоза "За Родину", секретарь комсомольской организации, в общем-то, уважаемый человек, просто так зашел в местную церковь. Это был 1972 год. Вышел он оттуда совершенно другим человеком. За час с небольшим он как бы переосмыслил всю свою жизнь, увидел всю греховность своей души. А главное - понял, что дальше так жить уже не сможет.

Уже по дороге домой он вспомнил нищего старика, что подарил ему Библию, которая долгие годы оставалась настольной семейной книгой. По праздничным дням ее читал вслух отец своим детям. Где эта книга сейчас? Как он мог о ней забыть?

Деревня иль село - здесь каждый на виду, здесь ничего не утаишь, не укроешь. И поползли уже по району слухи, мол, секретарь-то верующий, крест на себе носит. Кто с интересом, а кто с недоверием стали поглядывать в сторону старшего экономиста колхоза. Однажды как-то нагрянула комиссия домой, иконы искала. Потом главного специалиста колхоза судили, судили за веру. Это было трудное время для семьи. Креста подсудимый не снял, от Бога не отказался и, как бы утверждая себя в вере, поступил в ленинградскую духовную семинарию. То ли досадить будущему попу, то ли еще с каким умыслом, правление колхоза решило выселить семью Стрехи (жену с детьми) из колхозного дома.

Можно представить, как болело и разрывалось сердце у человека, у которого семья оказалась под открытым небом. Утешение будущий священник находил в молитвах. И Господь не оставил его. Вскоре с помощью родных разрешилась жилищная проблема его семьи. После экзаменов послушнику Стрехе как женатому человеку, имеющему двоих детей, сказали так:

- У тебя семья, ее надо кормить. Поезжай. Подготовься, рукополагайся и служи. Учиться сможешь заочно, - напутствовал ректор семинарии.

Вот по милости Божией разрешились все житейские проблемы. Димитрий Стреха приехал в Новосибирск и вскоре по благословению владыки вызвал семью. В сентябре 1972 года он стал пономарем в Соборе, постигая азы духовной премудрости. В 1973 году, 21 января, был рукоположен в сан священнодьякона в Михайло-Архангельской церкви г. Новокузнецка.

Город металлургов встретил священника по-разному. Кто-то хотел видеть в нем доброго пастыря, кто-то - единомышленника и помощника. Отец Димитрий стал здесь тем и другим. К батюшке шли верующие за советом, молитвенной поддержкой, за помощью. Настоятелями здесь были протоиерей Александр Пивоваров и протоиерей Василий Буглаков, которые вели строительство Михайло-Архангельской церкви. Эти священники увидели в иерее помощника в Божиих делах.

- Это были трудные и бурные годы моего служения, приходилось трудиться практически днем и ночью. Храм строили в основном в ночное время. Не знаю, как еще удавалось выкраивать время для учебы. Ведь я еще учился в Московской духовной семинарии, - вспоминает о том времени отец Димитрий.

Вообще этот человек немногословный. Скажет слово, а второго, как говорят, не жди.

- Батюшка, говорят, что вы строили еще и Прокопьевский храм?

- Было дело ...

Я понимаю, непросто разговорить нашего священника про былое. Смотрю на него, молчит, а сам в мыслях, видно, там, где-то - в тех временах ...

- В этом году исполнилось тридцать лет моего священнослужения. Время, будто бурей пронеслось. Да ты не торопись писать. Я главного еще не сказал. Вот теперь пиши. Мне в жизни повезло на добрых пастырей, что стали моими учителями и наставниками. Первым учителем был епископ Новосибирский и Барнаульский, будущий митрополит этой же епархии Гедеон, который меня рукополагал во священство. Он же позднее назначил меня настоятелем осинниковской Свято-Ильинской церкви. Я как мог, возражал по поводу этого назначения, считая себя малоопытным. "Вот и хорошо, что ты согласился. Благословляю, поезжай, принимай церковь", - сказал он. Этот урок смирения я запомнил на всю жизнь ...

- Пиши дальше. Вторым учителем и наставником был и есть нынешний владыка Софроний, а тогда благочинный Новосибирского благочиния. Что мне нравится в нем? Крепкая вера, ревность в исполнении священнического и архиерейского послушания, а ещё великий дар умиротворить и в любви Божией соединить духовное и гражданское. Кротость, смирение, немногословие - вот чему я учился и продолжаю учиться у этого высокодуховного человека.

- Записывай дальше. Третьим моим учителем был митрополит Зиновий (Цетрицкарайский) из Тбилиси. Это был выходец из Глинской пустыни вместе со своими учениками архимандритом Виталием и архимандритом Макарием. Знакомство с ними было в общем-то случайным, но твердо знаю - по промыслу Божию. Это были большие молитвенники и с особой заботой относились к чадам, Божиим. По своему внутреннему, усмотрению Мы с супругой, матушкой Валентиной, считали необходимым наши встречи с этими духовными отцами. По возможности мы посещали их во время отпусков и получали духовное окормление много лет. Благодаря отеческой заботе со стороны митрополита Гедеона, архиепископа Кемеровского и Новокузнецкого Софрония и митрополита Зиновия я получил духовное возрастание. Вот и все, что я могу рассказать о себе.

- Батюшка; расскажите немного о нашем благочинии?

- Указом от 19 декабря 1995 года владыка Софроний назначил мое недостоинство благочинным осинниковского благочиния. В таком послушании тружусь во славу Божию до настоящего времени.

Отец Димитрий замолчал. И я понимаю, что надолго. Как создавалось наше благочиние, знаю не понаслышке. Сразу после этого назначения Благочинный стал решать вопрос об открытии церквей в наших поселках. В Малиновке отдали под церковь шахтерскую столовую, которую пришлось реконструировать. Почти за год храм был полностью отремонтирован и освящен. За сравнительно короткое время был построен храм, вернее, переоборудован ДК "Мир". Благочинный приложил немало усилий в устройстве храма, что в Калтане. Нынче здесь продолжается строительство нового храма. И это еще не все. 2 августа 2000 года в Осинниках начато строительство новой церкви во имя Святой Троицы. Немало выполнено строительных и ремонтных работ на территории Свято-Ильинской церкви. Кроме этого, более десяти лет здесь действует Воскресная школа катехизации. Выпускаются две православные газеты: "Слово пастыря" и "Вестник". Священники проводят факультативы в нескольких средних школах и детских садах. Плодотворно работает "Сестричество".

Осинниковское благочиние. Для кого как, а для меня это нечто вроде духовного пространства, где своя церковная жизнь, истинное служение Богу. И всем этим умело управляет Благочинный церквей осинниковского округа, протоиерей отец Димитрий. Нелегок его труд, и мало кто знает, что испростывший на прошлых стройках батюшка редко снимает валенки и теплую одежду. Здоровья ушло много, но вместе с этим еще более укрепилась вера в Бога. Его труд был замечен и отмечен. Отец Димитрий награжден медалью "За особый вклад в развитие Кузбасса". К своему юбилею, к 60-летию, был награжден Орденом Благоверного князя Даниила Московского, а также награжден крестом с украшением.

Как-то недавно поздно вечером позвонил отец Димитрий. - Что нового в городе? - спросил он.

- Вроде, никаких перемен, все по-старому, - ответила я.

- Чувствую, этот покой перед большой бурей, - ответил он и положил трубку.

На следующий день в обед на шахте "Алардинская" произошел взрыв, где погибли два горняка, и одиннадцать получили различные травмы. На этот раз я не посмела расспросить его об этом ночном звонке. Но факт остается фактом. Что тут скажешь? Не смею строить какие-либо предположения, но любой священник, как говорят, от Бога - и с этим не поспоришь. 

"Мы мечтали построить большой собор ..."

Ефросинья Александровна Половникова уже давно не выходит на улицу. Даже летом эта восьмидесятилетняя старушка ходит по квартире в валенках. И не потому, что слаба здоровьем, а чтобы подольше его сохранить для молитвы. Ее не интересует мирская жизнь, она твёрдо верит, что на все есть промысел Божий. Эта большая молитвенница в своих ежедневных молитвах к Богу просит послать здоровья родным и близким, а еще двум любимым ее монахам, что в начале семидесятых годов строили у нас, в Осинниках, новый храм святого пророка Божия Илии.

  - Приехали они в наш город из Красноярского края. Оба молодые. Статные, энергичные.        Отец Василий Кузнецов и отец Александр Чернавцев сразу полюбились прихожанам. От них исходило особое благодатное тепло, которым они согревали наши сердца. Это были необыкновенные монахи. Их была двое, а сердце одно, - вспоминает Ефросинья Александровна.

Видна, в самом деле, эта были благостные священники.

Сильной была их молитва. Благодаря их духовной и молитвенной поддержке староста церкви Надежда Федоровна Доронкина сумела в Москве у тогдашнего Патриарха Пимена добиться разрешения на строительство церкви. А ведь тогда повсеместно закрывали храмы ...

Усердно молились отцы и тогда, когда Надежду Федоровну вызвали в прокуратуру. Старосту храма хотели посадить в тюрьму за вывоз леса из тайги. Уже были вызваны "воронок" и охрана, но прокурор вдруг отменил решение.

Батюшки в своих сердцах несли большую Божественную любовь к людям, щедро делясь ею. Это и позволило им организовать, точнее, призвать верующих на строительство храма. Народ, объединенный одной молитвой, одной заветной целью, одним желанием - иметь в городе дом Божий - работал во славу Божию.

Братья Надежды Федоровны Василий, Иван, Михаил Пантелеевы, а также ее супруг Яков Иванович заготавливали в тайге лес. Вывозили его, потом срубили сруб. Это были большие мастера своего дела. Прихожане, а эта были в основном люди пожилого возраста, помогали, чем могли.

- Бывало, рана утром идем на строительство храма, а наши батюшки, отец Василий и отец Александр, уже поджидают нас. Радуются каждому, благословляют, кому идти на службу, кому на строительство. Батюшки жалели нас, бывало, где тяжелее, там и они. Не знаю, имели ли они тогда отдых, но знаю точно: они несли молитвенный подвиг за благополучие в делах строительства храма. В их окнах всегда горел свет, - рассказывает Ефросинья Александровна.

В те годы трудно шло строительство. Бревна на верхние стены поднимали накатом. Другой строительный лес доставляли на себе по крутой лестнице. Священники и народ понимали, что власть лишь на время закрыла глаза на церковные дела. Она просто не предполагала, что строительство храма идет бурными темпами. Православный народ с помощью Божией, с молитвенной поддержкой своих священников сделал, пожалуй, главное в своей жизни ­построил церковь.

- Мы шли в Божий храм как в Царствие Божие. Шли, чтобы увидеть своих благостных батюшек, чтобы вместе с ними помолиться Богу, поблагодарить Его за то, что дал нам вразумление и силу на строительство церкви, за то, что в годину гонений и испытаний за веру Христову дал великое смирение претерпеть все искушения.

Я слушаю рассказ о давно прошедших днях, смотрю на фотографии священников, которых Господь привел в наш город. Он не просто привел, но и призвал на Божие дело, на строительство храма. А ведь тогда им не было и тридцати.

Однажды во время службы в храме заплакала женщина. Приезжая из Саратова, в отце Василии она признала своего бывшего семинариста, которого поддержала в трудное время. Он был из большой семьи, и помогать материально ему было некому. Видно, эта встреча была не случайной. В то время эта женщина нуждалась в молитвенной помощи.

Чуть более двенадцать лет отслужили эти священники в нашем храме. Потом их перевели в другое место. Провожали люди батюшек со слезами, как будто у них отняли самое дорогое. Их долго искали, ездили по другим храмам, все спрашивали о них. Но Господь милостив. Он и указал дорогу к ним. Их нашли в Рязанской области, и завязалась переписка. Вот одно из последних писем, что пришло Ефросинье Александровне:

"Благодать Господа нашего Иисуса Христа буди со всеми вами. Уважаемая Ефросинья Александровна, письмо Ваше получил в день преподобного Сергия. Мы живем в глухой деревне из трех домов. Монастырь от нас в шести километрах, туда нас ежедневно возят на службу. Мы не видим и не знаем тех соблазнов, о которых иногда слышим от паломников. Лучше о них и не знать. Помоги, Господи, пошли терпение всем страждущим. Возрождение России возможно только с Церковью, с Православием. Как строятся церкви, так и идет возрождение России.

Отец Александр неподалеку от меня строит храм. Часто вспоминаем Осинники, наш храм, прихожан и Вас, Ефросинья Александровна. Мы по-прежнему усердно молимся за всех православных христиан, за ваш город, за строительство нового храма. Ведь мы с отцом Александром мечтали в центре Осинников построить большой собор ... Молитесь, может быть, Господь услышит ваши молитвы. С любовью о Господе протоиерей Василий".

Более тридцати лет назад эти священники оставили наш город и свой первый построенный храм, но по сей день они помнят и молятся не только за город, за храм, но и за нас, верующих. Когда Ефросинья Александровна была чуть моложе, то все ездила к этим батюшкам, помогала, чем могла. В основном несла послушание в трапезной. Нынче отец Василий служит в храме женского монастыря, где старицы в затворе несут молитвенный подвиг, а архимандрит Александр строит новый храм.

Дневник с поправками

Я не знала при жизни Лидию Александровну Куликову, впрочем, и знать не могла. Жила она в Новокузнецке, всю жизнь проработала в школе учителем истории. А совсем недавно, уже в престарелом возрасте, умерла, оставив внуку свой дневник, где очень подробно описан почти каждый прожитый день. Объемная тетрадь сохранила совсем еще детские впечатления о Китае, где несколько лет семья Куликовых находилась в заграничной командировке. Интересная, необычная судьба у этой женщины. Вот только несколько отрывков из ее дневника.

1934 год. Мы живем в Харбине. У нас в доме мало хлеба, зато много соленой рыбы. Все здесь чужое, непривычное. Папа работает на строительстве железной дороги.

1936 год. Живем в Старокузнецке. Как здесь хорошо! Кругом свои, русские. Одно плохо - опять голодно. У меня проходились сапоги, не знаю, в чем ходить в школу.

1937 год. Третьего октября ночью арестовали отца, ничего нам не объяснили. Странно, ведь его приглашали работать в Англию и Америку, а он отказался, сказав, что он советский человек. Не знаю, что будет со мной, если исключат из комсомола.

1938 год. Не хочется жить. За спинами нас называют "врагами народа". Почему так несправедливо? За что я страдаю? Ведь дети за родителей не в ответе ...

... С трудом дается математика. Завтра буду ее пересдавать. Господи, помоги мне выдержать этот экзамен. Обожаю русский язык, литературу, историю. Однако надо знать и математику! Ничего, как-нибудь справлюсь и с ней ...

В этом дневнике немало сокровенных строк посвящено одному из старшеклассников. Первая любовь, переживания, волнения, тревоги, сомнения. Судя по отрывочным записям, перед Лидией Александровной, дочерью "врага народа", были закрыты двери в медицинский институт (а она так мечтала стать доктором). Она поступила в педагогический институт. Годы студенчества не остудили ее, добрых, пылких чувств к любимому человеку. Только взаимности в этих чувствах нет ... В этом позднее признается сама автор дневника.

1941 год. Началась война. В городе много военных. Все тревожно ... Ушел на фронт мой любимый Геннадий. Теперь я осталась одна, совсем одна. Буду ждать от него писем. Господи, сохрани его!

... Сегодня мне передали родные Геннадия, что он погиб.

Погиб мой дорогой, любимый человек. Что делать, как мне дальше жить? Буду проситься на фронт.

1942 год. Поезд мчит на Запад. Еду на фронт, чтобы отомстить за моего любимого Геннадия.

... Третий день идут бои. Вчера чуть не попали в плен. Немцы подошли совсем близко, а мы раненых не успели погрузить. Но ничего, все обошлось, мы сумели оторваться от них ...

Удивительно мало Лидия Александровна пишет о себе. И тут на помощь приходит ее внук, дополняя старые записи.

- В молодости бабушка была красивой. Там, в Пирятинской Краснознаменной дивизии, где она служила, влюбился в нее кадровый военный. Любовь эта была недолгой и, как часто случалось на фронте, трагичной. В 1943 году бабушку отправили в отпуск, а вскоре она родила мальчика, т. е. моего отца. В родном городе, в Старокузнецке, она долго не могла устроиться на работу. Дочь "врага народа" не брали даже техничкой, Жить практически было не на что. Она сама удивлялась, как выжила с ребенком на руках.

1944 год. Наконец-то дали работу, буду преподавать историю в деревенской школе, а это 20 км пути. Ежедневно хожу по 40 километров, тяжело, устаю. Донашиваю свои солдатские сапоги, а впереди зима ...

Я умышленно пропускаю записи, где деревенская учительница пишет о своем маленьком сыночке Геннадии. Она радуется его первым шагам и первым словам, его оценкам в школе. Лидия Александровна была доброй, прекрасной матерью. Это был единственный человек, ради которого она жила, работала и не думала об устройстве личной жизни. Она по-прежнему оплакивала погибшего любимого человека, писала ему теплые, нежные письма, оставляя их в дневнике.

... Незаметно пролетели годы. Мой сын окончил школу. Как сложится его дальнейшая судьба? Я хочу, чтобы он был счастливее меня ... - писала она позднее.

По дневниковым записям понимаю, что сыну в жизни не повезло. Учился он, но недоучился. Женился, но неудачно. По сути, он даже не знал, что у него родился сын. Спустя семь месяцев об этом узнала Лидия Александровна и стала искать внука. Она его нашла ... в доме малютки, в очень ослабленном состоянии. С тех пор бабушка с внуком были неразлучны. Слабый здоровьем ребенок постоянно нуждался в медицинском контроле. Лидия Александровна подолгу лежала с малышом в больнице, возила его по санаториям и курортам. Она растила его, как собственное дитя. Когда подрос внук, отдала его в самую престижную школу Новокузнецка, мечтая, что он обязательно станет врачом. Но не суждено было этому сбыться. Ее внук, Евгений Геннадьевич Куликов, стал ... священником.

Я перелистываю толстый дневник, в котором тяжелые воспоминания о прожитом, горькое одиночество, разочарования, несбывшиеся ожидания, поруганные мечты и, в общем-то, ничего радостного, отрадного, светлого. С годами Лидия Александровна возвращалась к своему дневнику, перечитывала записи и делала поправки. Видно, в душе постоянно шла переоценка всех происходивших с ней событий. Вот красными чернилами сделана пометка к 1956 году, где сказано, что получила документы, извещающие о посмертной реабилитации отца. "Я отказалась получить за него деньги, сказав, что отцов не продают ... "

1980 год. Все девичьи мечты рухнули в 41-м году, дорогих мне людей забрала война. Нет мамы, брата, сына. Остались одни мои слезы ... Жизнь прожита, а я еще существую жалкой старухой.

... До последнего вздоха буду думать о тебе, Геннадий.

Где ты лежишь, в какой земле? Прошло почти полвека, а я все не верю, что тебя давно уже нет.

Тяжелый крест несла по жизни Лидия Александровна. Безрадостное голодное детство, огнем войны опаленная молодость и долгие, долгие годы одиночества. Ей было почти пятьдесят лет, когда она обрела внука.

- Бабушка меня очень любила. Она была по-житейски мудрой и особо принципиальной по отношению к себе. Никогда и никого не осуждала, со всеми жила в мире. Ее уважали в школе, где она проработала около сорока лет; соседи, где мы жили. Когда я после армии познакомился с девушкой, бабушка сделала в своем дневнике последнюю запись: "1986 год. Мой внучек, Женечка, познакомился с девушкой из глубоко религиозной семьи. Отец у нее - поп. Боюсь, что его затянут в это болото", - читает дневник своей бабушки иерей Евгений Геннадьевич Куликов, священник нашего храма св. пророка Божия Илии.

Действительно, на этой записи дневник заканчивается, словно обрывается, оставляя впечатление чего-то недосказанного. Возможно, именно с этого момента у Лидии Александровны начинается другая, совсем новая жизнь, о которой писать не смела. И это вполне понятно. Человек, проживший долгую жизнь с клеймом "враг народа", уже на уровне подсознания боится всех перемен, даже в себе ... Она, историк по образованию, прекрасно знала о сталинских репрессиях, гонениях на Церковь, на православных христиан, об отношении властей к религии ... О том, как ее внук, отец Евгений, пришел к Богу, отдельный разговор, но то, что через него пришла к Богу Лидия Александровна, - факт бесспорный.

Господь не спеша, повел ее по новой жизни, очищая душу, просветляя сердце. Она постоянно возвращалась к прошлым записям, заново переосмысливала прожитое и делала поправки. Это были ее первые шаги к покаянию. "Я строго судила людей, а надо было прежде себя", - написала она однажды. Ее иссохшая душа, настрадавшаяся от одиночества, горьких потерь и неудач, вдруг наполнилась жизненной силой. Ей захотелось жить, радоваться свету и каждому прожитому дню. Таких мгновений, минут прежде в ее жизни не было. Лидия Александровна была уже немощной, незрячей, когда решилась в первый раз исповедаться и причаститься святых таинств. Позднее отыскала истлевшие листочки молитв, которые хранила всю жизнь, и будто проснулась душа от долгого тяжелого сна. Ушли безвозвратно в прошлое горько прожитые дни: ведь чем ярче свет Христов озаряет сердце, тем яснее сознаются все наши недостатки, язвы, раны. Господь слышал эти молитвы и не оставлял ее. Не оставлял ее и внук, отец Евгений. Каждый день навещал свою бабушку, кормил, ухаживал за ней. Он вернул ей сторицей ту любовь, заботу, внимание и ласку, что она дала ему когда-то. По Божией милости за день до смерти она исповедалась, причастилась святых таинств и тихо отошла ко Господу на руках у внука. Теперь о ней молится большая семья священника нашего Благочинного церквей Осинниковского округа протоиерея отца Димитрия.

Ошибка в документе

(9 февраля - поминовение всех усопших в годину гонений за веру Христову)

Промыслом Божиим ко мне пришла книга "Серафим Вырицкий и Русская Голгофа". Бесценна она тем, что основана на архивных и ­подлинных документах и свидетельствах. В ней впервые опубликованы исторически достоверные сведения о старце иеромонахе Серафиме (Муравьеве) Вырицком, который ныне причислен к лику святых. Читала эту книгу с большим интересом и состраданием. Великие испытания пронес по своей земной жизни этот высокодуховный человек. Немало страданий выпало и на долю его духовных чад. В этой книге особое место отведено братьям, архимандритам Льву и Гурию (Егоровым). Есть здесь их фотографии, а еще сообщение, что архимандрит Лев (Егоров) трагически погиб в лагере Осинники, близ Новокузнецка Кемеровской области, в 1941 году.

Заметалась, заболела моя душа. Как и при каких обстоятельствах погиб этот человек? Где он обрел свой вечный покой на нашей студеной земле? Напрасно я пыталась хоть что-то найти в нашем городском архиве, не нашла и свидетелей тех далеких лет. Чем больше я читала об этом человеке, тем острее приходило желание найти место его гибели ...

20-е годы. Для Русской православной церкви это было время особых испытаний, когда познавалась истинная крепость людей, когда один день стояния в Божественной истине мог равняться целым годам жизни. Церковь стремилась избежать конфронтации с новой властью и звала к примирению в обществе. Однако, несмотря на это, репрессии против духовенства и монашествующих были настолько жестокими, что никто не знал, вернется ли в свою церковь или келью. Вот выдержка из этой книги: "4 января 1923 года постан6влением ГПУ были осуждены епископ Ладожский Иннокентий, архимандрит Гурий и его родной брат архимандрит Лев (Егоровы). Все они были духовными чадами Серафима Вырицкого. Вернувшиеся из заключения архимандриты Гурий и Лев снова продолжили свое служение Богу. Архимандрит Лев (Егоров) был назначен тогда на должность настоятеля собора в честь Феодоровской иконы Пресвятой Богородицы. Именно тогда иеромонахом Иннокентием и братьями-архимандритами Гурием и Львом было организовано Александро-Невское братство, для сплочения клира и мирян в период тяжких испытаний в Петрограде. Затем по всей стране стали создавать подобные братства из истинно, верующих людей. Надо сказать, что Православное братство при Александро-Невской лавре сразу стало главным в северной столице, и на его деятельность ориентировались возникшие затем другие братства. В это братство входило около ста человек. В ту суровую пору братство как бы возрождало жизнь и дух древних христиан. Прежде всего, они вели просветительскую работу, выступая в больницах, в госпиталях и в школах, где прекратилось преподавание Закона Божия. Лаврские иноки и миряне из Александро-Невского братства вели 69 детских кружков, где изучался Закон Божий. Члены братства делали все возможное, чтобы не угас в народе огонек истинной веры. Иеромонахи Иннокентий, Гурий и Лев руководили духовными беседами и собраниями. При лавре работали и пастырские курсы, которые готовили проповедников. Кроме этого, братство занималось и благотворительностью. Деятельность братства помогла сплочению верующих перед лицом начавшихся открытых гонений. Это были удивительно дружные сообщества людей, трудившихся ради Христа и во имя любви к ближним, где само слово "брат" понималось в его истинно евангельском смысле.

Ночь 18 февраля 1932 года стала святочной ночью. В те страшные часы гонители арестовали более пятисот иноков. Это было почти все уцелевшее к тому времени в Петрограде монашество. В ту же ночь были арестованы все члены Александро-Невского братства во главе с архимандритом Варлаамом (Сацердоцким) и, архимандритом Львом (Егоровым). Все арестованные были приговорены к различным срокам лишения свободы".

Я обошла и объехала немало людей в надежде хоть что-то узнать о смерти архимандрита Льва (Егорова) - и все безрезультатно. Как-то случайно вышла на бывшего начальника лагеря, который был когда-то в районе деревни Федоровка, - что за Кондомой. Высокий, статный старик очень разволновался по поводу моего визита. Немного подумав, он сказал, мол, ничего не помню, ничего не знаю, поскольку все было очень давно. Однако привезенную мною фотографию архимандрита Льва (Егорова) трижды брался разглядеть. Не знаю, правду ли говорил мне бывший начальник лагеря или лукавил. Господь ему судья. По словам же старожилов деревни Федоровка, здесь, в зоне, находилось немало священников, были и монахини, только в отдельном бараке. Иногда попов украдкой, правда, с конвоем, вывозили на волю, чтобы покрестить родившегося младенца или отпеть покойного. Правда, священство здесь долго не держали, перебрасывали куда-то дальше. Выстраивали колонной и гнали по горам в сторону Таштагола. (Это поведала мне М. Сливчук).

Прошли месяцы поисковой работы - и все безрезультатно, никаких следов архимандрита Льва Егорова. С последней надеждой я отправилась в областную прокуратуру к помощнику прокурора С. М. Павлову. Этот человек давно занимается вопросами реабилитации некогда репрессированных. Выслушав меня, он тут же из сейфа достал уголовное дело архимандрита Льва Егорова. Оно будто специально было приготовлено для меня. На пожелтевшей и почти истлевшей бумаге значилось: "13 сентября 1937 года тройка УНКВД Запсибкрая своим постановлением подвергла Егорова Льва Михайловича самой суровой мере наказания - расстрелу". Согласно тут же приложенной справке значилось, что заключением прокурора Кемеровской области 18 августа 1989 года Егоров Лев Михайлович полностью реабилитирован. Выходит, только спустя лишь 62 года была восстановлена справедливость. Поздно, слишком поздно.

Не ведаю, каким был путь архимандрита Льва (Егорова) в Ахпунское отделение Сиблага НКВД в 1937 году. Проходил ли он через деревню Федоровка или проехал ночью через нашу станцию - Осиновка? Отчего вдруг такое разночтение в документах? В одних архимандрит погиб трагически в Осинниках в 1941 году, в других - он был расстрелян в Ахпуне еще в 1937 году. Можно здесь приводить разные догадки. Казенные документы лишены эмоций. В них есть лишь информация о человеке, о тех событиях, что были связаны с ним. И сколь ни пытайся узнать через них судьбу человека, его живую душу, все тщетно. Но, слава Богу, остались еще в живых те люди кто видел этих гонимых священников. Вот что рассказала жительница 516 км Новокузнецк - Таштагол Л. И. Агафонова: "Есть здесь в наших местах лог, где расстреливали священников, зимой там и поныне поднимается белый пар. Долгие годы одежда расстрелянных священников оставалась на деревьях, мы, дети, боялись этих мест". А вот еще воспоминание Е. М. Головченко, жительницы пос. Темиртау, вернее, Ахпуна: "Наша улица Октябрьская вся на костях, на этой же улице был 3-й отдел, где избивали и допрашивали людей. Многие священники убегали из лагеря, прятались в колодцах. У нас дома прятался священник и потом ушел, также пряталась монахиня мать Агния. Кого находили, расстреливали".

13 сентября 1937 года тройка УНКВД Запсибкрая своим постановлением приговорила Егорова Льва Михайловича к самой суровой мере наказания - расстрелу. 20 сентября это постановление было, приведено в исполнение. Каким был тот осенний день? Солнечным ли, пасмурным? О чем думалось в последние минуты человеку, который всю свою жизнь посвятил служению Богу?

С. М. Павлов, старший прокурор областной прокуратуры, знакомя с делом архимандрита Льва (Егорова), сказал: "Не каждому дано в памяти людской пережить свой тлен. Помнят родственники, помнят друзья, но со временем их круг становится все, уже. В конце концов, наступает время, когда некогда жившего человека никто уже не вспомнит. И порвалась связь времен, время ушло безвозвратно.

Но если в высоком прошлом было то, что и сегодня по самым высоким меркам достойно памяти и уважения, оно не должно быть предано забвению, ибо духовность во все времена являлась главным критерием человека".

Нет, мы не имеем права забыть архимандрита Льва (Егорова). Я написала письма автору книги "Серафим Вырицкий и Русская Голгофа" с просьбой дать адрес родных Гурия и Льва (Егоровых) и выслала фотографию поклонного креста, который был установлен не так давно в память о тех, кто в этом Ахпунском лагере был расстрелян за веру Христову. Не знаю, придет ли ответ и стоит ли надеяться на него. Вдруг уже никого нет в живых. А пока каждое утро молюсь а славном сыне своего отечества, чья дорога на голгофу пролегла через наш город.

Первый священник Осинников

Отец Владимир Назаров ­первый осинниковский священник. Он прошел немецкий плен, фашистские лагеря и советские тюрьмы. На отец Владимир никогда не усомнился в великом провидении Божием, в путях Его неисповедимых. При любых обстоятельствах он нес каждодневно, ежечасна молитву к Богу за тех, кто находился с ним рядом в то страшное гонимое время. Господь эти молитвы принимал, и спасались те, кто рядам был с нашим батюшкой.

- После немецкого плена и сибирской каторги отец Владимир остался в Осинниках, чтобы утешать людей, нести им слово Божие и строить первый храм. Он освободился из зоны, находившейся в районе шахты "Капитальная", накануне Пасхи и сразу в доме семьи Милешкиных провел первую праздничную литургию. Народу собралось много, несмотря на жестокие гонения. Люди соскучились по общей молитве, по соборности, - вспоминает те давние дни матушка Васса, а в миру Вера Половинкина.

Родом отец Владимир был из Ставропольского хлеборобного края, из благочестивой верующей семьи. В молодости окончил духовное училище, женился, но в браке прожил семь месяцев. Скоропостижно умерла его матушка, не оставив наследника. "Тяжелее нет креста, чем быть молодому вдовому священнику", - сказал он однажды родным. Но Господь его не оставил, подарил малыша: кто-то подбросил младенца священнику в сад. Он хотел было об этом сообщить в полицию, но остановила мать, мол, тебе Господь на именины подарочек послал. Оставь его себе, а я помогу вырастить. Видно, материнское сердце знало, чем можно утешить страдающую душу сына ...

Когда началась Великая Отечественная война, население стали эвакуировать на восток. Отец Владимир наотрез отказался куда-либо выехать, мол, я уже старый, никуда из своего храма не пойду, на своей земле помирать буду ... Пришли немцы и батюшку, вместе с теми, кто не успел уйти, взяли в плен. Пересыльные пункты, лагеря, голод, холод ... Но священник и там оставался священником. Он духовно подкреплял немощных, ухаживал за больными, утешал скорбящих. Пленные видели, точнее, чувствовали в нем сильного духом человека, а потому тянулись к нему, словно искали защиты. Через шесть месяцев батюшку привезли в Германию и определили в работники к богатому немцу-фермеру. Сколько времени он пробыл там, нам неизвестно, но доподлинно известно, что, когда он вернулся после войны домой, его арестовали и осудили по ст. 58 на десять лет.

Долгой была дорога в Сибирь, к нам, в Осинники. К тому времени отец Владимир был стар годами и слаб здоровьем. Его определили в зону, что находилась у шахты "Капитальная". Для шахты он был не работник, потому направили топить печи в бараках. Дело дали нехитрое. Но батюшка старался согреть людей не только печным теплом, но и своей горячей молитвой. Немало в той зоне было заключенных, пострадавших от властей за пару колосков, за подобранный гнилой картофель, унесенные с колхозных полей. В основном это были крестьяне, причем, верующие люди, но разуверившиеся в себе. Тяжелый труд в шахте, оторванность от родных (многие не имели права переписки) – все это, безусловно, отнимало здоровье, угнетало и терзало душу. Батюшка это видел и понимал. Поначалу его забота о людях особо не выделялась, происходила одновременно с его прочими обязанностями. Однако приближался тот час, когда Господь благоволил призвать его к особому, исключительному служению - вселагерного молитвенника, утешителя и исповедника.

Сначала с большим опасением приходили к нему на исповедь. На многие вопросы заключенных батюшка отвечал с истинно духовным рассуждением. Умел он терпеливо выслушать и успокоить всех.

О том, что в зоне отбывает срок священник, рассказала жена одного военнослужащего. Она была из верующей семьи коренных сибиряков.

И потянулась тоненькая ниточка общения батюшки с теми, кто жил за воротами зоны. И пошла молва об отце Владимире, о его сильной молитве, которая помогает в житейских делах. Люди с воли стали передавать батюшке записочки, чтобы помолился о болящих, о пропавших без вести на фронте, об умерших. Местное население с большим нетерпением ожидало освобождения отца Владимира. И этот день настал. Это случилось перед Пасхой. Уже на другой день батюшка отслужил праздничную Пасхальную литургию.

- Это было в доме у Милешкиных. Впервые за многие годы мы собрались вместе на величайший радостный праздник всех православных христиан. После службы все обнимались, целовались, плакали и упрашивали батюшку не оставлять нас. Тогда на жительство батюшку взяла Анисья Гудкова, - вспоминает монахиня Васса, та, что уже три десятка лет несет молитвенный подвиг.

В послевоенные годы на какое-то время безбожная власть оставила верующих в покое. Отец Владимир вместе с Василием Егоровичем Лихачевым стал хлопотать о строительстве храма в городе. В области выпросили пропуск в Москву, на прием к Патриарху. Не скоро, но разрешение на восстановление храма святого пророка Божия Илии было получено. На собранные деньги верующих был куплен дом под церковь. Иконы в моленный дом прихожане свои принесли. Начались службы. Со смирением и постоянством испрашивал помощи у Господа, Пресвятой Богородицы отец Владимир, и его чистый сокрушенный молитвенный дух передавался всем окружающим. Моленный дом всегда был полон народу. Видимо, это и обеспокоило власть. В 1947 году прямо на службе были арестованы отец Владимир и староста Василий Егорович Лихачев. Их осудили по ст. 53. Батюшке дали 8 лет, старосте - десять.

- После отец Владимир рассказывал, как его пытали и истязали тело. Все просили признаться в каком-то заговоре, - рассказывает матушка Васса.

Свой второй срок батюшка отбывал в Красноярском крае. Север редко кого отпускал живым. Тысячи остались там, обретая вечный покой. Здесь, в лагере, в основном были люди, потерявшие все на свете, ничего не имеющие за душой. Совесть, любовь, правда, человечность, вера - все это было утрачено давно. Прошлое не радовало их, а будущее пугало. И вот в таком окружении уголовников отцу Владимиру предстояло создать хотя бы небольшой островок правды, прочной веры, спокойной надежды и нелицемерной Христовой любви. Каким великим мужеством надо было обладать священнику, чтобы этих людей привести к покаянию и первой исповеди. Они были нечастыми. Если группами собирались уголовники, на это охрана не реагировала, а если же люди собирались вокруг батюшки, тут же объявлялась тревога. Нередко для некоторых исповедь кончалась карцером.

- Однажды я во сне увидела отца Владимира печальным и изможденным. "Батюшка, что с вами?" - спросила я. "Здесь кушать совсем нечего", - ответил он и удалился. Наутро рассказала об увиденном сне. И мы решили собрать своему батюшке посылочку, - вспоминает матушка.

Где-то в шестидесятых годах в кабинете директора одного из заводов Ставропольского края произошел удивительный случай. Человек, которому директор подписал заявление о приеме на работу, полюбопытствовал, мол, не родственник ли ему священник Назаров, с которым он встречался на зоне Красноярского края. Директор побледнел и потерял на время дар речи. Можно представить состояние человека, который около двадцати лет ничего не знал о своем отце, а тут такое известие ...

На другой день он вылетел к отцу в Красноярский край. После долгой разлуки, по Божьему промыслу, отец с сыном встретились на праздник Богоявления. Как прошла эта встреча, батюшка никому не рассказывал, видно, лишний раз уже боялся беспокоить свое сердце. По ходатайству сына отца Владимира освободили, и он вернулся с ним на родину, в Ставропольский край.

- Он нам потом писал, а, поправившись немного, приезжал в Осинники, - рассказывает матушка.

В ее поминальнике записана дата смерти отца Владимира ­27 июня, вот только год не поставлен, но это уже не столь важно. Важно другое: в лихое время Господь не оставил верующих людей нашего города без своей милости. В самый трудный час Он послал нам большого молитвенника. Господи, упокой душу отца Владимира.

Монастырское подворье

Давно не была в Свято-­Серафимовском женском монастыре, что в Ленинске­Кузнецком, а вот осенью собралась. На первый взгляд, ничего здесь не изменилось. Та же белая ограда, золотом отливающие церковные купола.

Вот, только в глазах настоятельницы, матушки Марии, больше усталости, хотя, как и прежде, полны они внимания и любви.

Рада всегда паломникам и матушка Серафима, всегда готова найти утешительное слово страждущим. Ныне у монахини трудное послушание - руководит подсобным монастырским хозяйством, которое завели недавно.

- Матушка, зачем вам лишние заботы? - спрашиваю и тут же понимаю, насколько по-мирски рассуждаю, но слово не воробей ...

- На приношения прихожан трудно прокормить и обогреть нуждающихся. А таких в округе немало. Вот и взяли в позапрошлом году 107 гектаров земли. Посеяли зерновые, посадили картофель, овощи, заложили сад. В этом году Господь дал хороший урожай, убрать его вручную мы бы не сумели, но благослови Бог губернатора Амана Гумировича Тулеева - помог нам с техникой. Зерноуборочный комбайн и грузовичок достались нам, конечно, не новые, однако и то большое подспорье, так что с уборкой управились. Картофеля уродилось столько, что мы поделились им с детским интернатом, с учреждением по исполнению наказания, да и себе на прокорм осталось более чем достаточно, - рассказывает матушка Серафима.

Услышать - одно, увидеть все, лучше. И я прошу благословения матушки Марии побывать на монастырском подворье.

Старенькая "легковушка" неторопливо одолевает десять километров пути. До слез больно смотреть на брошенную землю, поросшую будыльем, на останки скотных дворов. На память приходят слова святых отцов: где нищает земля, там нищают души человека ...

- Вон на холме наше хозяйство, по водонапорной башне ориентируйтесь. Добрые люди помогли наладить электроосвещение, водоснабжение, поскольку тут все в разрухе было, - говорит матушка.

Первое, что замечаешь на подворье, - большой деревянный крест. Под его сенью живут и работают здесь люди. Многое уже устроено, но не все свершено.

- Здесь будет баня, сруб уже готов, тут думаем сделать навес для техники, а там - теплый бокс, - поясняет матушка Серафима.

А я, оглядывая постройки, "знакомясь" с живностью, все повторяю про себя: "Господи, утверди монахинь на добром пути, помоги им оживить и возродить брошенную землю ..."

За хозяйку на подворье монахиня Антонина. И хоть матушка давно разменяла восьмой десяток, ее хлопотливые руки успевают и обед для рабочих приготовить, и коров подоить, и цыпляток приголубить.

- Трудно здесь, наверное, матушка? - спрашиваю.

- Отчего же? Эта работа мне в радость. Здесь мой дом, моя семья, все мое земное счастье. У нас всякое дело свято, всякое дело - служение Богу ...

Вот ведь как: для одних работа на земле, что пытка, другим же в радость. И когда число этих, других умножится, не останется будылья на полях, а значит, уйдет из душ пустота ...

- Хлеб у нас нынче свой, - продолжает монахиня Антонина. - Больше сможем помогать нуждающимся, А то ведь было время, когда ставили на печь чан с водой и не знали, что пошлет Господь на обед ...

В монастырь мы вернулись к вечерней службе. У ворот нас встретили, если сказать по-мирскому, бомжи, на языке же монахинь - страждущие.

- Матушка, благословите покушать, - попросили, и матушка.

Серафима дает благословение.

- Но ведь это явные алкаши, на водку деньги находят: а закусывать к вам в трапезную идут, - пытаюсь "просветить" монахиню, она же будто не слышит слов моих, говорит:

- Немало людей несут к нам, в монастырь, свое горе, нужду.

Идут в дом Божий за милостынею. И монастырь дает одному одно, другому - другое. Умрет кто безродный или неимущий, к нам идут за свечами на панихиду. Здесь и отпеваем, и на псалтырь запишем ...

Мне стало стыдно за себя. Выходит, я даже не своего хлеба пожалела для людей, а к людям этим, опустившимся, жалости во мне не оказалось. А может, именно помощь и жалость - не презрительная, а искренняя, помогут потерявшимся в жизни обрести себя, на путь наставят?..

Давно закончилась вечерняя монашеская служба. Мы в матушкиной келье пьем чай. Это все, что осталось в трапезной в этот день. "Людей на службу больше обычного пришло", - вскользь пояснила монахиня и продолжила разговор о духовном.

Труд во имя Господа

Давно это было. Валентина Николаевна Линева узнала, что по соседству продается родительский дом мужа. Жаль стало, что родовое гнездо попадает в чужие руки. Посоветовавшись, решили с мужем занять денег, чтобы его купить. Так и сделали, но вскоре, раньше оговоренного срока, люди потребовали долг, Что делать? Валентина Николаевна в слезы. Муж тогда работал один, и с деньгами были трудности. Самой пойти на работу не было возможности - на руках трое детей. Как-то подметила зареванные глаза соседка-старушка, пришлось поделиться горем. Та выслушала и посоветовала молиться св. Николаю Чудотворцу, мол, он скорый помощник в житейских делах. Молитву дала. Как умела, молилась Валентина Николаевна св. угоднику Божиему, и помощь, к ее великому удивлению, скоро пришла. Совсем неожиданно мужу повысили заработную плату, и они за полгода рассчитались с долгами. С тех самых пор и укрепилась в сердце женщины вера во Всевышнего и в скорого помощника и заступника Николая Чудотворца. А потому, когда свекровь позвала ее в церковный хор, она согласилась не раздумывая.

- Сначала пела по молитвослову, по своим записям, а потом все выучила наизусть, - рассказывает Валентина Николаевна Линева, нынешний бухгалтер храма св. пророка Божия Илии.

Несколько лет назад, когда дети были еще малы, она работала почтальоном. Тяжелая сумка, крутые улочки Косого Лога порой выматывали последние силы. Но Господь к ней был милосерден:

Кто, бывало, в жаркий день воды даст напиться, кто в лютый мороз пригласит к печи обогреться. Шли годы, и Валентина Николаевна не думала менять свою работу, вроде как прикипела к ней. Участок свой знала хорошо, и людей тоже. Ее уважали за внимание, заботу, доброту. Нередко просили то отправить письмо, то выписать нужную газету, а то и заплатить за радио или за свет. Как было отказать тем, кто истинно нуждался в ее помощи? И Валентина Николаевна добросовестно выполняла данные поручения. Молодой была, сильной, и эти просьбы за труд не считала, наоборот, чуточку гордилась, что ей доверяют.

Конечно, уставала, но в храм ходила, отложив все дела. Там она отходила душой, обретала покой. И это все давало ей новые силы на грядущий день. Господь и сегодня дает ей силы. Вот уже восемнадцать лет, как она трудится в храме. Вначале была певчей, потом кассиром, казначеем, кладовщиком. Правда, на этом участке работы трудовой стаж не засчитывался. Но Валентина Николаевна особо не печалилась, а рассуждала так: "На все Господня воля ... " А Его воля была таковой: доверить ей бухгалтерское дело. И она, как прежде, благодарила Господа Иисуса Христа за милость к ней. Просила св. Николая Чудотворца вразумления и помощи на новую, в общем-то, незнакомую работу. И Господь послал ей укрепление духа, а святой Николай Чудотворец - терпения и благоразумия. Валентина Николаевна быстро освоила новое дело.

С годами работы у бухгалтера заметно прибавилось, тем более что было образовано благочиние церквей Осинниковского округа, куда вначале вошло пять церквей. Теперь их три - на Высоком, в Малиновке и Калтане. А главный бухгалтер на все храмы один.

- Как управляетесь с таким объемом работы? - спрашиваю Валентину Николаевну.

- Господь помогает, - отвечает она.

Нет у церковного бухгалтера выходных и отпусков и зарплата мизерная. Но работает Валентина Николаевна, истинная христианка, вовсе не за деньги (хотя они ей ой как нужны), а во имя Господне.

- В последнее время уставать стала, отчетов много добавилось, поэтому часть домашних дел на мужа переложила. Он верующий человек, понимает меня и помогает.

Валентина Николаевна давно не думает о материальном благополучие, о духовном больше тревожится: как бы ненароком не обидеть кого, не дай Бог плохо о ком-то подумать, осудить кого-то или слукавить ...

Я любуюсь на ее всегда белый отглаженный платок, что ладно лежит на голове, на ее голубые ясные глаза, которые святятся искренней любовью к людям, и понимаю, что только истинно верующим посильна любая работа, работа во имя Господне.

Староста

Василий Егорович Лихачев - бывший староста нашей Ильинской церкви, человек, о котором до недавнего времени мы не знали почти ничего. Скупые архивные строчки донесли до наших дней лишь то, что в 1947 году его вместе с нашим священником Владимиром Назаровым арестовали прямо на службе. Батюшке дали десять лет, старосте­ - восемь. На этом обрывается все сведения о Василии Егоровиче Лихачеве. Честно сказать, мы уже перестали надеяться, что найдется в нашем городе человек, который сможет рассказать о дальнейшей его судьбе. Но вот совсем недавно ко мне пришел внук Василия Егоровича Лихачева. Ему сегодня ровно столько, сколько было его деду во время ареста, - 69 лет.

Виталий Александрович Лихачев вспоминает:

 Мой дедушка, Василий Егорович Лихачев, был родом из Пермской области. В Сибирь приехал на вольные земли. Он был мастеровым человеком. Делал различную мебель: столы, шкафы, буфеты, стулья. Была им сделана даже крупорушка. В тридцатых годах в Осиновке много сеяли зерновых, - она многим исправно служила.

Помню, мы, ребятишки, часто ходили ночевать к дедушке. Домик его находился неподалеку от церкви, он и сейчас там стоит. В нем всегда было тепло, уютно и как бы таинственно. Каждый вечер бабушка Степанида и дедушка Василий подолгу молились перед иконами и нас рядом ставили. Дедушка хорошо знал Библию, много разных притч. Бывало, слушаем его и не помним, как уснем.

Дедушка из церкви приносил черную кирзовую сумку с деньгами, с пожертвованием и ставил ее в передний угол, к иконе Божией Матери. Прикасаться к этой сумке нам было строго запрещено. "Там святое приношение", - говорил он.

Когда арестовали дедушку, мне было 13 лет. В доме произвели обыск и конфисковали крупорушку, больше взять у деда было нечего. Отбывал он срок в Прокопьевске. Мы с бабушкой Степанидой ездили к нему. Первое время часто, потом пореже. Помню, прежде чем купить железнодорожный билет, полагалось пройти "прожарку". Возили ему в основном картофель да пшено. Хлеба тогда у нас не было. Иногда собирали передачу прихожане нашей Ильинской церкви. Дедушку все уважали, помнили и помогали, чем, могли, хотя досыта никто не ел, даже здесь, на свободе ...

Передо мной сидел внук Василия Егоровича Лихачева. Человек, который 20 лет отработал на шахте "Капитальная" и 22 года на шахте "Аларда". Сорок два года, проведенные под землей, - это немало. Видимо, по молитвам деда, Василия Егоровича, Господь хранил его жизнь. Ни травмы, ни царапины - все слава Богу. Виталий Александрович давно на заслуженном отдыхе. А поэтому имеет свободное время осмыслить не только свою жизнь, но и дедову. И скатывается со щеки крупной горошиной мужская слеза.

- Я помню высокую ограду, множество деревянных бараков и старенького дедушку, которого выводили конвоиры к нам на свидание. Какую работу он выполнял в зоне, я не знаю, но он говорил, что тяжелую. Каждый раз он прощался с нами, будто навсегда. Потом его перевели в столовую резать хлеб и мыть посуду. Однажды при очередном свидании он рассказал, что в зоне много дезертиров, предателей, власовцев, немцев - и нет ни у кого в душе Бога. Он просил бабушку молиться о них и говорил, что сам за них по ночам молится. Видимо, там, в зоне, дедушка добровольно взвалил на себя нелегкий просветительский крест. Позднее он как-то бабушке сказал: "Ты знаешь, к Богу потянулись даже атеисты. Вы там, в церкви, молитесь, молитесь. Люди тут, оказывается, хорошие, только заблудшие. Спасать их души надо".

Василию Егоровичу Лихачеву было 77 лет, когда он вышел из тюрьмы. Он был уже больным и очень слабым, но в церковь ходил, пока были силы. Много молился дома за себя, своих детей и внуков, за тех, кто оставался еще там, в зоне. Он не держал обиды на тех, кто осудил его по ст. 58, так толком и не объяснив, за что. Василий Егорович лишь смутно мог догадываться - причиной ареста стал тот факт, что от Патриарха на его адрес пришло разрешение на строительство храма в Осинниках. Это, конечно, пришлось не по нраву властям. Вот и пошли аресты, прямо во время службы. Но ничто не сломило его волю. Даже там, в зоне, Божии люди продолжали нести молитвенный подвиг за веру свою православную, за свой верующий народ.

Василий Егорович умер в 90 лет. Хоронили его всей церковью, по-православному. Кто-то из верующих посадил на его могилку сосенку. Рядом с Василием Егоровичем могила его правнука - военного летчика. Выросшая огромная сосна будто обняла своими ветвями две родные души - деда и правнука, правнука, которого Василий Егорович очень любил.

Все во славу Божию

За белой церковной оградой вовсю кипит городская жизнь: звякают трамваи, гудят автомобили, а здесь, на территории храма св. пророка Божия Илии, тишина и покой. Осень щедро позолотила березки. Как не полюбоваться этой красотой, как не насладиться удивительной тишиной?! Давно закончилась служба. У звонницы задержался лишь наш старый звонарь. Я тихонько подхожу к нему.

- Где, как не здесь, в тишине побыть? Жизнь прожита ...

Недавно жену похоронил, царство ей небесное. Жили с ней небогато, но в мире и согласии. Храм помогали строить ... Вот этот 20­-килограммовый колокол я привез с Урала. На свадьбу к родственнику поехал на Урал, а там в храм зашел, с настоятелем разговорился. Он и благословил этот колокол. Звук у него мелодичный и в то же время звонкий, чуточку тревожный. Душа при его звоне так и трепещет.

Осеннее солнце не припекает, но еще хорошо греет. Мы сидим у звонницы, и нас никто не отвлекает от разговора о прожитом.

- Родом я из Курской области, войну с немцами не понаслышке знаю, два года под оккупацией были. Голодали, в погребе жили, страху натерпелись, правда, я тогда еще мальцом был.

После войны в школу пошел, закончил ее и завербовался на Сахалин. Отработал положенное там, переехал в Ростов, потом Сибирь поманила. Приехал и растерялся: кругом горы да леса. Купил домик (я тогда уже женат был), думал, немного поработаю, и уедем. Не пришлось. Пошли дети. Пятеро их у меня ... Так 30 лет и проработал на шахте "Капитальная".

- А в церковь-то как пришли?

- Я же в верующей семье вырос. В 1952 году в Осинниках только молельный дом был. Служили там два монаха: настоятель о. Александр Чернавцев и священник о. Василий Кузнецов, помощником старосты был Харитон Гаврилович Чепель, а старостой - Надежда Доронкина. Они первыми и задумали церковь строить, людей на это дело подняли. Зимой тайком лес заготавливали. Эту работу возглавлял Примоченко. Снегу в тайге, помнится, было выше пояса, морозы доходили до 50 градусов, а верующим все нипочем: во славу Божию трудились.

Тяжелое время было. Власти всячески препятствовали строительству, а мы, тем не менее, дружно свое дело делали. Надо сказать, помогали нам многие. Например, начальник погрузки шахты "Капитальная" Дикопольцев. Он всегда нам трактор выделял. Этой техникой мы и выволокли заготовленный лес из тайги. К весне подобрали бригаду плотников и стали сруб рубить. Как с этим делом закончили, ветхую церковь, точнее, старый дом снесли и тогда за фундамент взялись, Тогдашний горнотехнический инспектор Волков долго сомневался, дать нам разрешение на дальнейшие работы или нет. В конце концов, дал.

Сруб на фундамент переносили вручную, и в основном старушки. Человек по десять брались за бревно и несли до места. Стены сложили быстро. Дело дошло до иконостаса. Делали его на дому, в районе горотдела, а ночами потихоньку перевозили в церковь. Когда установили два яруса, встал вопрос украшения, т.е. позолоты. Что делать? Денег нет. Настоятель обратился за помощью к прихожанам. Вскоре собрали деньги, по тем временам немалые. Стали решать, куда ехать за золотом. Семен Краснов и я, по благословению батюшки, поехали в Москву. Зимой это было. В одном магазине нам продали только 30 листков (что папиросная бумага) сусального золота, больше не дали. Пришлось слукавить. Снял я тогда с себя тулуп, шапку и снова к прилавку. Дали еще немного, но этого было недостаточно. Поехали в другой магазин. Три столичных магазина проехали, и всюду были проблемы. Потом за золотом на Север ездили, еще куда-то ... почти месяц работали у нас четверо позолотчиков из Москвы, работу выполнили, слава Богу, добросовестно. И засиял, засверкал наш двухъярусный иконостас. Он и по сей день радует глаз.

- Интересно, а где иконы брали, кто их писал?

- За иконами, подсвечниками опять же в Москву ездили. Переживаний-то сколько было! Закупили все, загрузили в вагон, точнее, в купе, а документов на руках никаких ... Но ничего, все обошлось благополучно.

Только с украшением храма закончили, задумали надстройку над церковью сделать. Для этого сначала потребовалось усилить фундамент на 2-5 метра. Я, Наймайер и еще один инженер из Новокузнецка взялись выполнить земляные работы. Вынутую землю, а точнее, глину женщины вывозили в овраг. Бетонный раствор возили из Новокузнецка, поскольку бетонный завод, что был по соседству, вышел из строя. Лес для надстройки выписали на тогдашнем прорабском участке. Семь "кировцев" потребовалось, чтобы перевезти этот стройматериал. Случилось так: только раскрыли крышу храма для надстройки, глядим, черная туча набежала: беда - хуже не придумаешь ... Что делать? Решили молебен отслужить. Отслужили, и тучи как не бывало. Ушла, не уронив ни капли. Сбили козлы и, за дело. Скрепляли брус скобками, которые были изготовлены на ОРМ3. Стоит наша церковь и еще стоять долго будет, потому как стены ее пропитаны слезами. Ведь в наш храм несут радость и горе. Кто-то однажды сказал: "Кому церковь не мать, тому Бог не отец ..." Верные слова.

Старый звонарь явно не торопился домой. Он с любовью смотрел на храм, который строил своими руками. И я не могла понять, от чего у него слезились глаза: то ли от радости, то ли от печали.

Баба Оля

Немало дорог исходила Ольга Григорьевна Сидоренко к храмам. Из Малиновки ходила в Калтан, Мундыбаш, Кузедеево. Ездила в Новокузнецк, Осинники. Шли годы, слабело здоровье, и она стала бояться того дня, когда не сможет съездить в какой-либо храм. Однажды баба Оля, заручившись согласием других верующих своего поселка Малиновка, написала письмо владыке Софронию.

Она описала всю свою сиротскую жизнь, о пережитом военном лихолетье, о том, как чудом осталась жива, о потере сыновей, мужа, родных. А еще она написала о своей вере в Бога, о том, как Он помог ей выжить и дает еще силы жить. И о том, что верующие люди Малиновки, и она в том числе, хотят иметь свою церковь в поселке. Написала письмо, как исповедалась. Откуда ей было знать, что именно в то время владыка уже решал вопрос об открытии церкви в Малиновке. Это было шесть лет назад. По благословению архиепископа Кемеровского и Новокузнецкого Софрония приехал иерей о. Владимир. Собрал верующих поселка в старой, заброшенной, разоренной столовой и сказал: "Здесь будем строить храм, а пока нужны сторожа, чтобы последние кирпичи не растащили. Кто будет первым?"

Баба Оля подняла руку, за ней ее подружка баба Валя ... Что-­то верующие делали своими силами, где-то помогала местная администрация во главе с Н. М. Седых, шахта "Аларда", где директором был П. П. Дочев. Так миром да с Божией помощью переоборудовали столовую под храм.

Сегодня в храме душа радуется, сердце ликует. Благодатный храм ... Чисто, тепло, уютно, и в трапезной на окнах комнатные цветы, на полу - огромный лимон. С ним баба Оля и переехала сюда жить, простившись с миром. Топит печь, готовит обед, поет в церковном хоре, а ночами охраняет церковь. Добрая, приветливая, милая старушка больше рассказывает о батюшке, о певчих, о прихожанах. О том, что по праздникам храм бывает полон народу. Это ее радует. И ее лицо при этом будто озаряется небесным светом.

- Баба Оля, расскажите немного о себе.

- Я сирота, меня еще малюткой подбросили к детскому дому.

Кто мои родители, не знаю. Когда мне было 12 лет, началась война. Помню, Нас, детдомовцев, везли на поезде в Ташкент. По дороге, под Армавиром, наш поезд разбомбили немцы. Из 250 детей лишь 11 осталось в живых, в том числе и я. После войны работала на фабрике, где шили парашюты и для военных обмундирование. Вышла замуж, родила троих детей: Когда двенадцатилетний сынок трагически погиб, я сильно переживала. Родители мужа были верующими. Однажды свекор мне сказал, мол, нельзя себя так убивать. Вот тебе Псалтырь, Евангелие, читай, тебе будет легче. Стала читать. Боль немного утихла, горе чуть отступило. С тех пор с этими святыми книгами не расстаюсь. Давно умерли свекор и свекровь, муж. Недавно схоронила второго сына. Теперь молюсь за них и за своих родителей. Может быть, Господь простит их за меня.

Голос у бабы Оли мягкий, певучий. Наверное, такие люди не умеют сердиться и обижаться. На таких смиренных молитвенниках и держится наша православная христианская вера. Она легко простилась с миром, с родными, со своим домом и ушла насовсем в церковь, чтобы ближе быть к Богу, чтобы служить Ему во всем.

- Не так давно мне сделали операцию на желудке. Батюшка отец Владимир проведывал меня в больнице, молился за меня. Слава Богу, Господь продлил мои земные дни, видно, еще не все в. своей жизни сделала. Только месяц побыла у сына с невесткой и опять вернулась домой, в свою церковь, - рассказывает баба Оля.

Время близится к началу вечерней службы. Ольга Григорьевна Сидоренко повязывает голову чистым белым платком и уходит на клирос. Я смотрю ей вслед. Баба Оля уверенно продолжает свой земной путь к Царствию Небесному. Спаси её, Господи.

Ее сила в молитве

Люблю стоять на службе в храме рядом с Феодосией Денисовной Нечаевой и слушать ее пение. Голос чистый, звонкий, так за сердце и берет, а посмотрю в ее сторону, оно и вовсе останавливается.

92 года Феодосии Денисовне, но, несмотря на возраст, она еще сильна духом, крепка памятью. Одна беда ­незрячая. В 35 лет навеки погас для нее свет. С тех пор она ходит по земле с молитвой на устах да с батожком.

Сильна молитва к Богу у Феодосии Денисовны. Она горячо молится за тех, кто помогает перейти дорогу или убрать квартиру. Особая молитва у нее за милостыню. Нередко ее просят помолиться за родных, знакомых. В полночь или рано утром она встает на колени перед образом Спасителя и подолгу молится за всех нас. Кладет поклоны и за себя: просит Господа продлить земные дни, чтобы смогла еще помолиться за своих умерших детей, родных. Из ее большого рода осталась она одна.

Только чудом выжили без родительского попечения пятеро детей, где младшим ребенком была Феодосия Денисовна. Чуть подросли сироты, огляделись вокруг и решили уехать из Алтайского края в Осинники, где шло строительство железной дороги. Вот эту железнодорожную насыпь от Новокузнецка до Кузедеева и помогала сооружать своими руками Феодосия Денисовна. Кайлила мерзлую землю, возила ее на тачке почти пять лет. Непосильный труд валил порой с ног. Летом было еще терпимо, а вот зимой беда: примерзали руки к кайлу, смерзались глаза и губы. Мало тепла было в землянках и еще меньше - в палатках. Но не выстудили лютые сибирские морозы душу Феодосии Денисовны. Умела она обогреть людей теплым словом, отпоить кипятком замерзших, уступить теплое место у печки, тотчас отзывалась на чужую беду. Молодость есть молодость, легкой была на подъем. Как такую не заметить? Приглядел ее молодой паренек, и вскоре они поженились, а там и дети пошли. Только не много им пришлось пожить на белом свете. Сынок и дочка не вынесли холода и голода и умерли. Горевала Феодосия да украдкой молилась за них. Что она еще могла?

Непутевым, неверным оказался муж. Безропотно переносила его побои. От тяжелой работы, недоедания и издевательств мужа потеряла зрение. А он, вроде, только этого и ждал. Ушел к другой, оставив Феодосию с малышом на руках. Нелегко было пережить предательство близкого человека, лишь молитва к Богу давала ей силы жить.

Давно уже нет в живых ее бывшего мужа, умер последний сынок. Но Феодосия Денисовна по сей день молится за них, прося у Бога им царствия небесного. Долго мыкалась незрячая женщина по чужим углам, жила поочередно у своих сестер, прекрасно понимая, что всю жизнь обузой быть для родных нельзя.

В 1942 году ее проводили в дом инвалидов в Нарым. Тут оказалось гораздо тяжелее, чем на строительстве железной дороги. Приходилось работать наощупь в прачечной, на кухне и хоронить покойных. Сколько, раз падала, разбивалась. Не вынеся такой нагрузки, попросила старшую сестру забрать к себе. Из Шушталепа пришел ответ: "Приезжай".

Феодосия Денисовна, вспоминая пережитое, не плачет, не горюет, мол, все позади, нет причины печалиться ... Бог дал силы выжить, за это и благодарна.

- Денисовна - большая молитвенница. Если порой мне плохо, иду к ней. Она утешит, всегда помолится и все невзгоды как рукой снимет, - рассказывает ее подруга В. А. Башманова.

Феодосия Денисовна, вам Господь даровал нелегкую, но долгую жизнь. Скажите, о чем вы Его просили в своих молитвах?

- Просила дать мне терпение и любви ко всем, даже к врагам и ненавистникам моим. А потому никогда в моем сердце не селилось зло. Я и сейчас безмерно всех люблю. Подадут милостыню, благодарю Бога, не подадут - тоже благодарю. Он ведь больше знает, что мне надобно сегодня или завтра ...

В квартире Феодосии Денисовны чисто, уютно. Кругом белые салфетки да домотканые половики. В переднем углу иконы. Смотрю на хозяйку и диву даюсь: не состарили ее годы, не пробежали по лицу морщинки. Вот ведь диво ... Вот только глаза закрыты, вроде как от яркого солнца.

Ее светлый, не тронутый временем лик говорит о душевном покое. Она не умеет осуждать людей, завидовать или сердиться. Её день, начинается с молитвы к Богу и молитвой заканчивается. Правда, молитвы у нее свои, от сердца идущие. Феодосия Денисовна молится за всех нас, живущих и уже отошедших в мир иной. Этой молитвой она и жива ... 

Крестный путь Григория Аверина

 

Год назад настоятелю храма Святой Троицы, что в Темиртау, отцу Виталию Сазонову была открыта тайна: перед кончиной женщина по имени Мария рассказала о страшной трагедии, которая происходила в тридцатых годах в Темиртау и на 517-м километре. Тысяча заключенных в нечеловеческих условиях строила железную дорогу Новокузнецк - Таштагол. Среди них были священники, в основном из Киево-Печерской лавры. Имена двоих она назвала: иеромонах Павел из Киево-Печерской лавры и священник Григорий Аверин. Подсказала и место их расстрела и захоронения. Священники были убиты вместе с тринадцатью заключенными и покоятся вместе с ними в одной могиле.

По словам Марии, в живых в этой зоне никто не оставался. Кто умирал от голода и холода, кто от непосильной работы, а кто был расстрелян за веру Христову.

Ушла из жизни свидетельница той трагедии, а отец Виталий с тех пор потерял покой, ведь безымянные могилы начинаются у него прямо под окном. Но должны же быть еще люди, знавшие новомучеников, сохранились документы, запечатлевшие их страстотерпческий подвиг. В этом убедился благочинный церквей Таштагольского округа отец Иоанн Генсирук. Он вступил в переписку со священником Ивановской области, откуда был родом Григорий Аверин. И вот какое вскоре он получил известие:

"Священник Григорий Аверин, 1889 года рождения, 20 сентября 1937 года был расстрелян в Темиртау за религиозную пропаганду. Ныне Григорий Аверин причислен Русской православной церковью к лику новомучеников".

Думаю, совсем не случайно отцу Иоанну в руки попала книга иеромонаха Дамаскина (Орловского) "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской православной церкви ХХ века". В ней подробно описана жизнь сельского учителя Григория Аверина, ставшего впоследствии священником. Сорок восемь лет прожил он на этом свете, и в последние годы жизни не было ему покоя от безбожной власти. Отца Григория несколько раз арестовывали, фабрикуя разные дела. Но Господь хранил его. И батюшку чудом освобождали. Жил он, ничего лишнего не имея. Кроватью служили березовые жерди да тонкая подстилка. Ночами он молился за православный народ и лишь под утро засыпал. Воспитанный своим отцом в традициях христианского милосердия, отец Григорий с самого начала своего священства завел в хозяйстве корову, чтобы кормить странников. Среди прихожан церкви батюшка славился как духовный наставник. К нему тянулись люди, его любили.

Предпоследний раз он был осужден на пять лет в ноябре 1929 года за "контрреволюционную агитацию". Батюшка знал, почему и за что он страдает, спокойно и достойно принимал все испытания, которые посылал ему Господь. Освободившись, отец Григорий недолго находился на свободе. Его вновь арестовали и отправили в сибирский лагерь на рудник Темиртау. Медкомиссия признала его неспособным к тяжелому труду и поставила сначала счетоводом, а потом дневальным в бараке. Всякому при встрече с ним было ясно, что перед ним священник. Батюшка часто беседовал с заключенными и старался до каждого донести слово Божие. Это вызывало ненависть у тюремного начальства.

В начале сентября 1937 года против отца Григория было возбуждено уголовное дело за религиозную пропаганду. 13 сентября тройка НКВД приговорила священника к расстрелу. Он уже давно предчувствовал, что конец будет мученическим, и был готов ко всему. Незадолго до этого он писал родным: "'Обо мне не беспокойтесь, у меня нет ни жены, ни детей. Не надо бояться. Вы сами все знаете, куда и к кому мы идем".

20 сентября 1937 года священник Григорий Аверин был расстрелян.

Может, так и остался бы он неизвестным в братской могиле, которых в этом краю десятки сотен, если бы не местные священники отец Иоанн да отец Виталий. Да, у Бога никто не забыт, все Его верные чада рано или поздно станут известны и будут прославлены в лике святых.

Священники, а также старший прокурор областной прокуратуры Сергей Павлов бережно по крупицам собирали свидетельства о подвигах страстотерпцев, и этот труд стал скромным приношением святым новомученикам, данью любви и благодарения ...

Именно в день расстрела священомученика Григория Аверина, 20 сентября 2001 года, прошел в Темиртау крестный ход. От храма Пресвятой Троицы до места захоронения около пяти километров. Священники Таштагольского благочиния, прихожане храма и приезжие шли с хоругвями, храмовыми иконами, с пением молитв, со свечами в руках. В Темиртау дороги, что на подъем, крутые и долгие. Проходящие мимо машины приостанавливаются, вышедшие на дорогу люди примыкают к нам. Поднимаемся на третью гору, крутую гору ... Новомученик Григорий, каким был твой последний земной путь? О чем страдал, молился, о чем просил Господа?

Собравшиеся тучи вот-вот разразятся дождем: Об этом заранее предупреждали синоптики. Но, слава Богу, дождя нет. Видно, сам Господь идет с нами, Он всем и управляет.

Впереди идет старушка с палочкой. Идет без остановки, без отдыха. Видно, всем сегодня Господь дарует на это благое дело силы, даже самым старым и немощным.

Священники, не прекращая, вместе с народом поют церковные песнопения. Высоко поднимаются к небу слова молитв, прославляющие новомученика Григория. Народное предание гласит о том, что священник отказался топтать брошенный к его ногам крест. Так ли эта было? Откуда пошла эта молва, уже никто не знает. Но, судя по всему, люди этому преданию искренне верят.

Преодолеваем последнюю высоту, где установлен поклонный крест новомученику Григорию и тем, кто пострадал за веру православную. Отец Иоанн призывает всех к общей молитве, освящает место захоронения и крест. Все в молитвенном благодарении встают на колени. На этом месте лежат мученики и исповедники, перенесшие страдания за Христа. Их жизнь и смерть были убедительной проповедью истинности и неразрушимости Христова дела. "Я стала верующей лишь по молитвам священников, которые были расстреляны здесь", - сказала еще при жизни та самая Мария. Кровь мучеников, по словам Тертуллиана, всегда была семенем, из которого вырастал новый Божий народ.

Владыка Софроний в своем послании, адресованном всем участникам этой благочестивой акции, сказал: "Прошли годы, через которые, казалось, не могло просочиться ни одно воспоминание о мученичестве и исповедничестве российских священнослужителей и мирян. Но вот сегодня, спустя почти семь десятков лет, благодарные потомки собрались почтить память простого русского иерея.

И пришли почтить не только его, а всех преданных Христу людей, для которых последним пристанищем их земной жизни стали казармы СИБЛАГа".

ХХ столетие – особое время в жизни Русской православной церкви. Это эпоха невиданных по своим масштабам гонений за веру, эпоха цинизма, коварства и жестокости. Пусть новый век откроет нам новые имена новомучеников, исповедников и подвижников благочестия. У Бога нет мертвых, для Него все живы, значит, нам будут известны новые имена пострадавших за веру Христову.

"Новомучениче Григорие, моли Бога о нас ..."

Встречает ангелов

Перед Надеждой Ивановной Маланиной не знаю почему, но всегда хочется склонить голову. И не потому, что она служит в нашей церкви, а потому, что душа у нее необыкновенной чистоты: не слукавит, не оскорбит.

Ровно полвека назад Надежда Ивановна приехала в наш город к сестре, да так и осталась здесь. Правда, больше волжанке приглянулся не наш суровый край, а молодой шахтер. Вскоре она вышла замуж. Ей повезло с мужем: добрый, заботливый семьянин, Петр Павлович не позволил жене работать на производстве. Много лет она занималась воспитанием двоих сыновей, вела домашнее хозяйство. В мире и согласии супруги прожили уже 46 лет.

Выросли и выучились сыновья, покинули родительский дом.

Надежда Ивановна, чтобы не скучать, устроилась работать на лесосклад шахты "Капитальная". Там и проработала восемь лет.

Однажды она встретила знакомую, которая пригласила на работу в церковь. Для верующего человека это было подарком судьбы. Надежда Ивановна пришла на беседу к батюшке. Отец Димитрий, как утверждают прихожане, насквозь видит человека. Наверное, поэтому долго с ней не говорил, только спросил: "Все ли молитвы знаешь?"

Надежда Ивановна ответила, что не все, но пообещала выучить. Свое обещание исполнила быстро, впрочем, верующему человеку это нетрудно.

Вот уже одиннадцать лет Маланина служит при храме регистратором крестин, она же - председатель ревизионной комиссии и кладовщик. Ее служба не терпит поспешности, хотя поначалу приходилось трудно, т. к. каждодневно в церкви крестилось до 60 человек. Требовалось не только записать крещаемого, но и заполнить и выдать свидетельство о крещении, побеседовать с крестными родителями, ответить на их вопросы, согреть для крещения воду, приготовить все необходимое для обряда. Словом, дел хватало. К вечеру порой валилась с ног, но усталость эта была в радость. Крестившихся людей - православных христиан ­становилось в городе с каждым днем все больше. Провожая каждого крещеного из крестильного храма, Надежда Ивановна, уже помимо своих обязанностей, давала наставления, советы. К ней всегда прислушивались, порой приходили за помощью.

После массового крещения на реке, которое у нас проводилось 6 раз, число желающих принять крещение в храме поубавилось, и это понятно. Только не убавилось работы у Маланиной. В последнее время стало поступать достаточно большое количество православной литературы, икон, церковных принадлежностей. Надежда Ивановна, как кладовщик, обязана принять товар, распределить его по иконным лавкам, вести ему строгий учет. Как председатель ревизионной комиссии, говоря церковным языком, она в присутствии других членов комиссии "снимает церковную кружку", т. е. ведет подсчет средств, что пожертвованы прихожанами, составляет акт. Любой вопрос, касающийся финансов, решается не без участия Надежды Ивановны.

Смотрю каждый раз на эту скромную труженицу и понимаю: необыкновенный дар имеет она от Бога: не всякому дано в крестильном храме встречать и приветствовать ангелов. Ангелов с небес, которых Господь посылает крещаемым. Правда, она никогда не видела их зримо; но душой их присутствие всегда ощущает.

Родные святыни

Святой ключ

Елбань ... что означает это слово? Есть в нем что-то возвышенное, красивое. Пусть не певуче звучит, но зато, словно речка по камушкам журчит. Ел-бань ... Это слово в переводе с тюркского языка означает "крутой берег". А У нас это название носит улица, что тянется по крутой горе поселка Мирный. Выходит, раньше она служила берегом реки Елбань. Правда, мелководная она нынче, а давным-давно была полноводной, широкой. По ее высокому берегу в тридцатых годах прошлого столетия расселяли свезенных сюда со всей матушки-России репрессированных. Одних селили в бараки, что были наспех сколочены, других бросали вовсе под открытым небом. Здесь была огромная зона среди леса и топкого болота.

Не осталось сегодня и следов от того страшного прошлого.

Давно рассыпались от времени саманные бараки, истлела зоновская проволока, высохло ржавое болото, что погубило немало людей. Немым свидетелем осталось лишь огромное старое кладбище; где обрели вечный покой арестанты.

Елбань ... Привело меня сюда сохранившееся старое предание о большой Божией милости к страждущему народу. В начале тридцатых среди ссыльных началась страшная эпидемия. Из-за ржавой болотной воды, что была в зоне, стали умирать люди. Может быть, и не осталось бы в живых здесь никого, если б не одна монахиня. Имя ее предание умалчивает. То ли время суровое не оставило в людской памяти, то ли что-то другое. Только это была не просто монахиня, пострадавшая за веру, а большая молитвенница. Предание говорит, что когда начался сильный мор, она три дня и три ночи молилась, прося у Бога милости и помощи людям. Ее молитва была услышана. Господь даровал обреченным людям чистый родник, который забил прямо у дверей матушки. Эта водица и спасла ссыльный народ от верной гибели.

Как-то в засушливое лето воды в святом источнике поубавилось. И тогда к монахине пришли ходатаи с предложением углубить родник. Она не позволила его трогать, мол, иначе мазут пойдет, а вот камешками обложить велела.

Предание молчит, сколько времени прожила матушка у святого ключа, но когда покинула его, оставила там большой крест. Его и по сей день помнят люди. Только вот чудо: одни говорят, что был он деревянный, другие утверждают - был из металла желтого цвета, третьи видели на нем распятие Иисуса Христа. Видимо, кому как Господь открывал глаза на святыню.

С большим волнением шагаю по высоким болотным кочкам к тому самому роднику. Проводник Е. И. Никулин показывает, мол, вперед на два шага, вот здесь он был, да оползни затянули. Но ключ рядом забил, мы трубу проложили.

Я склоняюсь над источником, набираю в ладони холодной воды. Мне бы перекреститься на этом святом месте, упасть на колени да помянуть ту самую монахиню, по чьим молитвам Господь даровал святой ключ. Только меня, маловерную, пугает необыкновенно холодная вода в болоте и роднике, да еще берет сомнение - правду ли донесло до нас предание? Выросшие в безбожное время, мы все еще нет-нет да и сомневаемся в Божием промысле. Господи, прости нас. Трудно нам вот так поверить на слово. На все причины и подтверждения ищем.

Вот и я в поисках этого пошла в крутую гору, где еще живы свидетели прошлого. На высоком крыльце небольшого домика застала бывшую, учительницу, а ныне пенсионерку Наталью Григорьевну Плисс.

- Мне было мало лет, когда моих родителей привезли сюда. Помню: кругом лес, болота и тьма комаров. Голод, холод, болезни, повальный мор. Вначале думали, что· люди гибнут от малярийных комаров, потом догадались - от болотной воды. Под каждым кустом трупы лежали. Охранники их стаскивали на противоположную гору и там закапывали. Умер и мой дедушка, а хоронить некому, все больные да немощные. Положили покойного на простыню и волоком утащили на захоронения. Нас, живых, отделяла от мертвых только река Елбань. А зона всех объединяла ... Я уже взрослой была, когда умерла моя мама. Прощаясь с нами, детьми, она наказывала, чтоб веру православную берегли, не предавали ее. Мол, придет время, все вернется на круги своя, еще крест без утайки целовать будете. Слава Богу, все сбывается.

- Наталья Григорьевна, что вы знаете о святом ключе? - спрашиваю собеседницу.

- За этим родником много лет ухаживала старушка. Имени ее не помню, а фамилия была Середа. Домик ее и по сей день стоит, только нынче в нем дачники живут. Наши родители этот ключ считали святым. В засушливые годы молебны у него служили. Среди ссыльных много верующих было, были и монахини ...

Вспоминает Ольга Ивановна Самсонова, тоже бывший педагог, а ныне пенсионерка.

- Зимы тогда суровыми были, не то, что сейчас. Нас, детей, нередко посылали в лес на заготовку дров. Однажды я там наткнулась на родник. Болото кругом, кочки огромные, а чуть на взгорке вода ключом бьет, чистая, как слеза, и холодная. Потом этот родник расчистили, обиходили, крест установили. Он простоял до 60-х годов. Кто его потом убрал, не знаю.

Вспоминает Е. И. Никулин, бывший шахтер, ныне пенсионер. - Как мне помнится, этот крест стоял до 70-х годов. Был он из желтого металла, на нем распятие Иисуса Христа было. Потом крест куда-то подевался, а источник затянуло, ведь кругом здесь плывуны. Но родников по логу еще немало. Рядом со святым ключом забил другой, а с него нынче и воду берем.

Слушаю одного, второго, третьего. Хожу от дома к дому и понимаю - опоздала. Нет уже в живых тех самых первых ссыльных, что пили воду из ржавого болота, что мечтали о самом малом - о глотке чистой воды. Наверное, потому и не вяжется рассказанное мне предание - что-то здесь не так. Велика улица Елбань (правда, нынче она Солнечной зовется), а истину искать негде. Закрыты многие дома, заколочены окна. Давно состарились дети первых ссыльных. Лишь кое-где обрывками сохранила их память. Мало, ничтожно мало говорят они о прошлом. Вот и думаю: если и была, здесь когда-то монахиня, что вымолила у Бога святой источник, то вряд ли она выказывала себя людям. Оттого и имя осталось неизвестным. Служила, как всякий верующий православный человек, во славу Божию и тем жила. И так же спасибо людской памяти даже за то, что сохранила коротенькое предание о большой молитвеннице и о милости Божией к людям. Может, так никогда и не довелось бы узнать об этом что-то большее, если б не разговор с матушкой Вассой. Вот что она рассказала:

- Я знала монахиню Ирину, которой Господь даровал этот святой ключ. Это была большая молитвенница. Она не расставалась с четками даже в церкви на службе. Когда умер мой сынок, я ходила к ней со своим горем. Матушка Ирина умела утешить, успокоить, поддержать. Речь ее была мягкой, неторопливой, убедительной. Для каждого, кто к ней обращался, она находила нужное слово, поддерживала молитвенно. В начале пятидесятых годов она переехала из поселка Мирный ближе к нашей церкви, вернее, к молитвенному дому. В ее домике всегда было много народу. Откуда была родом, не знаю. Потом она переехала в Старокузнецк и жила при храме Святителя Николая. Умерла матушка в начале шестидесятых при большой бедности. Даже малое, что имела, раздавала нуждающимся. Хоронила ее церковь. На этих похоронах я не была, но о ее душе молюсь ... Молюсь еще за пятерых монахинь, что были тоже из ссыльных. Некоторых уже нет в живых. Это были сильные молитвенницы. По их молитвам Господь даровал ссыльным еще немало источников чистой воды ...

Не так давно я вновь побывала на святом ключе. Живо журчит ключевая вода, сбегая по металлической трубе. Холодная, чистая как слеза. Наберешь ее в пригоршни, и зажжет огнем ладони. Будто в напоминание нам, что это особый Божий дар ...

В Свято-Серафимо-­Покровском женском монастыре, что в Ленинске-Кузнецком, находится необычная чудотворная икона Божией Матери с младенцем на руках. Но рук у нее не две, а три, потому и называется "Троеручица". Каждый раз по окончании вечерней службы монахини выходят к ней, чтобы положить земные поклоны, помолиться за прожитый день, за чудесные исцеления, что дает истинно страждущим душам. Вместе со всеми опускаюсь на колени и я. Здесь, в монастырском храме, редко пользуются электричеством (накладно нынче), но и восковые свечи хорошо освещают иконы. Кажется, совсем по-матерински смотрит на нас Матерь Божия, смотрит в самое сердце.

Чудесная история у этой иконы. Правда, какими путями пришла она в Сибирь из Афона, остается тайной. Можно только догадываться, что дорога была долгой и трагичной, поскольку лик Богородицы прострелен. Поруганной предстала она перед молодым тогда Сергеем Плаксиным. Неслучайно икону принесли именно ему - на то был промысел Божий. Но он об этом еще не ведал, потому поспешно отказался от нее. Прошли годы. По воле Божией Сергей Плаксин стал священником. И вновь к нему пришли незнакомые люди с той самой иконой. Отец Сергий пал на колени перед святым образом Божией Матери "Троеручицей", долго молился за свои и чужие грехи. Матерь Божия приняла слезы покаяния, а потому на долгие годы осталась в доме священника.

На этом ее славная история не закончилась. Я немного отвлекусь, чтобы рассказать о самой первой иконе Божией Матери, именуемой "Троеручица", с которой и был сделан этот древний список.

Жил-был в Дамаске на заре христианства некий богатый и образованный человек по имени Иоанн. Он был ближайшим советником и министром калифа Дамасского. 104 года ему было отпущено земной жизни. Прожил он ее в праведных и неустанных трудах, нелегких испытаниях, верном служении Богу. Когда начиналось иконоборчество, Иоанн стал первым на защиту святых икон. Однако по ложному доносу был жестоко наказан. Ему прилюдно отсекли руку. Иоанн тихо страдал, но не кричал: "Я безгрешен". Он только попросил вернуть отсеченную руку, якобы для погребения. Целую ночь Иоанн простоял перед иконой Божией Матери, прося исцеления руки. Очнулся от тихого голоса: "Ты исцелен, трудись прилежно рукой своей", Прижатая к отрубку отсеченная рука срослась, оставив на том месте темно-красный рубец. Тогда Иоанн оставил город своего благополучия и позора, торжества и унижения, радости и горьких слез и ушел в монастырь, что был в Палестинской пустыни. Но прежде чем уйти, заказал мастеру серебряную руку, чтобы приделать ее к нижней части иконы, перед которой молился. Из всего богатства, что он имел, взял лишь ту самую чудотворную икону. "Троеручица" с той древней поры еще не раз доказывала молящимся свою великую способность к чуду.

За долгие века этому образу Божией Матери пришлось пережить немало трагедии. Архиепископом Сербским эта икона была перенесена в Сербию, но по нашествии турок ее пришлось спасать. Но как? Положили православные "Троеручицу" и? осла и пустили без провожатого, мол, Богородица приведет куда надо. Она и привела на святой Афон, к воротам Хилендарск6го монастыря. Открыли иноки ворота - что за чудо! Стоит осел, а на нем икона. Как великий дар приняли ее с молитвой, слезами умиления, с благодарностью в сердце. Потом даже памятник поставили на том месте, где впервые увидели икону. Когда в том монастыре умер игумен, пришлось выбирать другого. И пошли разногласия. Наверное, долго бы еще спорили, если бы однажды не обнаружили "Троеручицу" в алтаре, на середине храма. Кто ее туда поставил, неизвестно. Видно, сама чудесным образом поменяла свое местонахождение, чтобы утвердить себя игуменьей. С тех пор и прекратился раздор. Монашеская братия стала почитать "Троеручицу" как игуменью. К ней стали подходить брать благословение на послушание, у нее просили совета и, конечно, святых молитв. Она, как и положено игуменье, руководила, вразумляла и хранила святую обитель от врагов. Девять лет на Афоне хозяйничали турки, но этот монастырь словно и не был в их власти ...

Прошло время, и стали с чудотворной иконы делать списки. В 1661 году, 28 июня, такой список "Троеручицы" был передан нашему патриарху всея Руси Никону. Видно, список с той самой первой иконы был сделан по Божиему промыслу и для нас, сибиряков. И вот она в монастырском храме в Ленинске-Кузнецком. Зная теперь историю этой иконы, не будем удивляться, ведь первое чудо она подарила смиренному своему подвижнику Иоанну Дамаскину. Кстати, и ему самому молятся об исцелении больных рук.

Мне не пришлось встретиться с отцом Сергием, чтобы подробнее узнать об иконе, которую он подарил, вернее, благословил монастырю. Знаю только, что возил ее на реставрацию в Москву. Возил дважды, поскольку однажды открылись прежние раны на лике.

Об удивительной иконе быстро разнеслась молва не только по Кузбассу, и поехали на поклон к ней люди из разных городов. Сколько за эти годы "Троеручица" слышала слезных молитв, сколько умиленных слов благодарности! Но особая ее помощь в том, у кого больные или изувеченные руки. Люди в благодарность за исцеление стали украшать икону золотыми ювелирными изделиями: кольцами, серьгами, подвесками, Но не только больные руки заставляют верующих идти и ехать на поклонение к этой иконе. Ей, "Троеручице", по силам любое чудо. Только, как говорят здешние монахини, надо уметь открывать сердца для искренней молитвы. А это так непросто, поскольку наши сердца черствы и редко отзывчивы на чужую боль.

У меня нет рецепта, как достичь смиренной молитвы, знаю только, что это труд долгий и вовсе не простой. Потому не стоит опускать рук перед нашими иконами, а тем паче перед ''Троеручицей'': рук больных и изувеченных. При этом запомнить надо главное: дается нам по вере нашей.

Совсем немного у нас в России списков с афонской иконы Божией Матери, именуемой "Троеручица". Две иконы есть на Западе, а третья у нас, в Ленинске-Кузнецком. Каждый раз я с великим трепетом всматриваюсь в строгий лик Богоматери и чувствую, что она смотрит в. самое сердце, словно предостерегает: не лукавь. Двумя руками Она держит своего младенца, а третья рука ... наверное, для того, чтобы отводить от нас беду. Пресвятая Богородица, услышь нас, грешных, избави нас от болезней, скорбей и печалей, прости содеянные нами грехи ...

Источник благодати

Наконец-то сбылась моя давняя мечта побывать на престольном празднике в кузедеевском храме Святого Пантелеймона. Нас, паломников из города, более десяти человек. С нами Благочинный церквей Осинниковского округа, протоиерей отец Димитрий.

Погода в самый раз: ни жарко, ни холодно. Обыкновенный день. Новая дорога до Кузедеева что зеркальная гладь. Не успели оглянуться, как автомобиль подкатил прямо к церковным воротам. Народу полным-полно. Местные и приезжие почти все с цветами. Оно и понятно: сегодня праздник одного из самых почитаемых в народе святых - Пантелеймона-целителя. С трудом протискиваемся в храм, чтобы помолиться перед старинным образом святого, который кем-то давным-давно был привезен прямо из Афона, из того самого русского монастыря, названного в честь Пантелеймона. Предание, дошедшее до наших дней, утверждает, что в окладе этой иконы хранится частичка мощей, святого Пантелеймона-целителя. Прости нас, святой великомученик и целитель Пантелеймон! Прости и исцели нас!

Народ все прибывает. Подъехал автобус из Кемерова, который привез детей из воскресной школы одного из областных храмов. Вот-вот должен подъехать Владыка со священниками. Дорожка, по которой он должен пройти, устлана живыми цветами. И вот зазвонил колокол. С хлебом-солью встречает Владыку Софрония настоятель церкви отец Максим. Два года назад он был назначен настоятелем в этот храм. Несмотря на свою молодость, отец Максим немало уже поработал во Славу Божию. Оценивая этот труд, Владыка наградил отца Максима камилавкой.

Началась праздничная служба. Сколько молитв вознеслось в этот час к святому Пантелеймону-целителю, об избавлении от недугов и болезней! Нынче ведь неболящих нет, поскольку все мы, отягощенные тысячами грехов, больны не только физически, но и духовно. Нет дня, чтобы не нарушали Заповеди Божии. Бранимся, осуждаем друг друга, не соблюдаем посты, а отсюда болезни наши ...

Господи, прости нас! Святой великомученик Пантелеймон, прости и исцели нас!

Владыка Софроний окропляет всех святой водой. Водой из кузедеевского святого родника. Есть недалеко от храма святой родник, несущий людям исцеление от многих болезней. Откуда он берет свои истоки, никто не ведает, но зато каждый здесь живущий знает, как он произошел. По преданию, источник появился после того, как в первые годы советской власти служивший здесь священник и вместе с ним двое монахов были живыми погребены где-то недалеко от храма. После жуткой расправы и забил в этих местах чистый, как слеза, родник. Началось паломничество, которое встревожило власти. Родник по приказу был завален навозом. Но вновь пробился из-под земли: Тогда его забетонировали и проложили на этом месте дорогу. Но и это не помогло. Родник забил на новом месте и, как прежде, исцеляет людей.

Зная нелегкую судьбу родника, как не побывать на этом месте? Идем к роднику большой группой и все с посудой под святую воду. По дороге услышали с десяток случаев: когда здесь исцелялись люди. Например, в прошлом году новокузнечанка, из-за болезни не говорившая вообще, вдруг заговорила у святого источника.

Народу здесь не меньше, чем в храме. Прежний священник вместе с прихожанами установил тут часовенку, где можно в тишине помолиться святому великомученику Пантелеймону, рассказать ему о своих недугах и болезнях и попросить исцеления. Мы, усердно молимся в часовенке, ставим свечи святому и подходим к роднику. Люди рассказывают, что и в лютые морозы вода здесь не замерзает. Мы окропляем себя святой водой. Живительная влага будто обновляет душу, очищает помыслы. "Святой Пантелеймон, прости и исцели нас!!! - в который раз мы мысленно обращаемся к святому целителю Пантелеймону, Всем нам дается от Бога по вере нашей.

В конце туннеля - смерть

В прошлом году мне попалась в руки книга "Их страданиями очистится Русь". На первой попавшейся странице прочла следующее: "На железной дороге Новокузнецк - Таштагол в Кемеровской области, возле туннеля, где сейчас поселок из 6 домов, есть братская: могила узников лагерей. В их числе много духовенства. Один из них - о. Иоанн, родственник Патриарха Тихона. Местные жители свидетельствуют, что около моста на 517 км всех тех, кто отказался работать на Пасху, закопали в землю живыми, под насыпью. Со временем там появились горящие свечи, но потом исчезли. Некоторые из закопанных, там не могли работать от слабости, и их добивали топором в голову. Здешние жители говорят, что людей на этой железной дороге наложено больше, чем шпал". Несколько раз перечитала эти страшные строки. Господи! Как не побывать в этих местах, чтобы поклониться праху тех, кто жизнь свою положил за веру нашу православную, кто пострадал от безбожной власти в годы гонений?! С благословения благочинного церквей Осинниковского округа протоиерея о. Димитрия я отправилась электричкой на 517-й километр.

2001 год. Август. За окном узенькая туманная полоска Кондомы. Слева неприступные высокие скалы. Электропоезд резко сбавляет скорость в узких ущельях. Скоро он "ныряет" в темную вековую тайгу. Хвойный лес плотно обступил железнодорожный путь. Вот она - настоящая сибирская тайга! Свидетельница и хранительница многих здешних тайн. Это она приютила и успокоила сотни тысяч заключенных, что строили железную дорогу. Неожиданно вагон погрузился в кромешную тьму. Оказалось, проезжаем туннель, тот самый, что пробит узниками в скале из кварцевого камня. Народное предание гласит (узнала от попутчика), что железную дорогу можно было отвести, не делая туннеля. Но безбожная власть имела на то свой расчет: неимоверно тяжелый, непосильный труд сам по себе уничтожит большую массу заключенных, среди которых было и духовенство.

517-й километр встретил густым туманом. Ничто здесь не нарушает нынче тишины. Молчат вековые ели, стоящие, как в почетном карауле. Иду по насыпи в Петухов лог. Именно там - массовые захоронения заключенных. На взгорке замечаю несколько домиков. Первые три закрыты. В четвертом дверь открыла женщина. - Захоронения? Вон они, за моим огородом, - с ходу ответила она на мой вопрос.

Вместе с провожатой Аллой Темниковой поднимаемся на крутую лысую гору. Она рассказывает:

- Вот здесь расстреляны священники, что отказались работать на Пасху. Старожилы говорят, что здесь сорок батюшек, А вот часовенка на костях тех, кто строил туннель, здесь тоже священники ...

На покосившемся кресте читаю: "Память! Святым новомучениками и исповедникам российским, пострадавшим от безбожной власти большевиков ..." Читаю эти слова, и подкашиваются ноги. Видно, здесь то место, где надо стоять на коленях. Господи, открой имена православных христиан, претерпевших здесь мученическую смерть. Укажи дорогу к живым свидетелям прошлого ...

В нашем логу нет свидетелей тех лет. Поезжайте в соседнюю деревню, что дальше в тайге. Может, кто и найдется, - говорит провожатая.

Дачник А. П. Темников, в прошлом майор новокузнецкой милиции, отложив заготовку дров, согласился доставить туда на мотоцикле. С диким ревом "усовершенствованный" мотоцикл несет по бездорожью, то и дело "перепрыгивая" через пни. В голове одна мысль: как бы не вылететь из седла. Останавливаемся у реки. Дальше предстоит идти по воде. Вброд переходим реку. На левом берегу четыре домика. Подходим к первому. На лай собаки выходит бородатый хозяин.

- Мир вам ...

- С миром принимаем, - отвечает мужчина.

После коротких переговоров, кто я и зачем, осторожно, под руки выводит незрячую женщину, мол, кое-что мать знает. Знакомлюсь. И прежде интересуюсь, как эти люди оказались в глухих таежных местах.

- Прежде мы жили в Гурьевске. В связи с перестройкой остановился завод, люди остались без работы. Стали разбойничать, пить, богохульствовать. Невыносимо стало жить в такой обстановке; вот и уехали ... Здесь тихий уголок. Работаем, живем своим трудом, Бога не забываем ...

- Анна Георгиевна, говорят, что вы знаете, как расстреливали здесь священников.

- Я знаю только со слов людей. Жила здесь до недавнего времени Е. И. Моисеева. Муж ее служил охранником в лагере. Как­-то по весне приказали ему расстрелять священников, что отказались работать на Пасху. Двух он убил, а других не смог. Видно, в тот момент Господь открыл ему что-то такое ... В великом страхе он бросил наган и убежал в тайгу. Рассказывали, что больше его никто и никогда не видел. Наверное, лютую смерть принял за убиенных священников. Наша тайга и сегодня полна всякого зверья.

Найдите Екатерину Ивановну Моисееву, она лучше расскажет о своем муже ... Ищите ее в Новокузнецке ....

Пока мы разговаривали, сын Анны Георгиевны, Виталий, все это время был рядом. Несколько лет назад он помог приезжему священнослужителю из Красноярска изготовить и установить на 517­м км, на захоронениях, крест и часовенку.

Вот что он рассказал:

- Закончили тогда мы свою работу, помолились, покушали и спустились с горы вниз, чтобы воды набрать. Набрали, стали подниматься вверх, и тут священник обнаружил обильно бьющий у креста ключ. Вода растекалась по всему склону горы, а ведь родника здесь прежде не было ... Выходит, как только мы установили крест, забил источник, святой источник ... Он и теперь исходит прямо из траншейного захоронения убиенных ... Это случилось 18 октября 1994 года, в день св. апостола евангелиста Луки ...

Я прощаюсь с этой удивительной, глубоко верующей православной семьей. Видно, не случайно их привел сюда Господь. Они здесь по промыслу Божьему.

Обратная дорога по тайге не казалась уже такой страшной. Успела как раз к электричке. Завтра еду в Новокузнецк, чтобы отыскать единственную свидетельницу тех страшных лет ­Екатерину Ивановну Моисееву.

Немой свидетель

Новокузнецк. Долго стучу в дверь, за которой непонятный шорох. Наконец она открывается.

- Екатерина Ивановна Моисеева здесь живет?

Старушка часто кивает головой и знаком руки приглашает войти. Я понимаю, что она немая, и все же пытаюсь хоть что-то прояснить.

- Вы единственный, свидетель расстрела священников на 517-м км. Сможете о том хоть немного написать?

Екатерина Ивановна отрицательно качает головой. Меня это не убеждает. Подаю лист бумаги. Она пытается что-то писать, но рука явно не слушается. Теряю последнюю надежду хоть немного узнать о тех давних и страшных событиях на 517 км. Екатерина Ивановна, сознавая свою немощь, утирает слезы ...

- Вы живете одна?

По знакам понимаю, что живет с сыном, но есть и дочь. И опять появляется маленькая надежда ... Оставляю записку родственникам и обещаю приехать через неделю.

И вот снова в Новокузнецке. Стучу в уже знакомую дверь, но она открыта. В квартире пусто, кругом разбросаны вещи, какие-то бумаги. Что случилось? Мысли в голове самые разные. Стучу соседям по площадке - никого. Жду у дверей час, другой ­безрезультатно. Народ в доме как вымер ... Жива ли сама Екатерина Ивановна? Время подходит уезжать. Всю дорогу не покидает мысль: что могло произойти?

В обед следующего дня междугородный телефонный звонок:

- Я дочь Екатерины Ивановны. После вашего приезда мама ушла из дома и не вернулась. Неделю уже нет, - плачет в телефонную трубку женщина. Как могу, ее успокаиваю, хотя сама не менее расстроена ... Что могло произойти? В связи с чем восьмидесятилетняя старушка ушла из дома? Может, чего-то испугалась? Может, нахлынувшие воспоминания растревожили сердце и помутили разум? Ночь почти не сплю, одолевают тревожные мысли ... Решаю утром поехать на 516-й км, где, по словам звонившей, живет родная сестра Екатерины Ивановны. Может она что-то знает ...

У подножия Голгофы

Сентябрьский густой туман едва рассеивается к обеду. Домик Людмилы Ивановны Агафоновой сразу не приметишь. Стоит у самой горы; весь в зелени и цветах. На стук выходит хозяйка. После недолгих объяснений понимаю: она уже знает о потерявшейся сестре.

- Правда ли, что ее муж отказался расстреливать священников, бросил наган и в лесу скрылся?

- Немного не так. Не в лес он ушел, а к начальнику лагеря с повинной. Мол, не могу эту работу выполнять, лучше меня расстреляйте ... Начальник прямо безумным сделался, долго лютовал, грозил пристрелить. Но потом вроде как в другую зону его перевел. Но так ли это или нет, не знаем ...

Здесь, в нашей глухой деревне, 6 домов, в тридцатых годах кругом сторожевые вышки да бараки для заключенных были. Я еще маленькой была, но кое-что помню ... Каждое утро из бараков выносили мертвых и почему-то голых. На этой горе их закапывали, точнее, сваливали в траншеи и засыпали известью и хлоркой. И все равно тяжелый дух стоял, особенно весной ...

Мы с Людмилой Ивановной поднимается в крутую гору на захоронения. Здесь с тридцатых годов ничего не растет. То ли хлорка с известью все сожгли, то ли земля от страха и горя обесплодела. Я шагаю от траншеи к траншее, которые так и не поросли быльем, а ноги, будто ватные, не слушаются. Тут я осознаю: на святом месте молиться надо, а не тревожить прах тех, кто не пережил тюремный ад, кто был расстрелян за православную веру ...

Господи, упокой души усопших рабов Твоих. Имена каждого Ты знаешь Сам. Прости им все согрешения вольные и невольные, совершенные ими по своей воле и помимо воли, и дай им Царствия Небесного ...

- Молишься? Молись, молись ... Я этого не умею, Я для душ погребенных здесь цветы развожу. Никто к ним сюда из родных не придет. Кого-то уже нет в живых, а кто-то и не знает, где они покоятся, - говорит Людмила Ивановна.

Мы осторожно спускаемся вниз к домику. Цветов здесь действительно много. В деревянном ящике десятка два крохотных всходов голубых елей ...

- Цветы на горе не приживаются. Может, эти деревца укоренятся, - говорит Людмила Ивановна.

Смотрю на выжженную гору, на незаросшие рвы. "Не может укрыться град, стоящий на верху горы" (Матфей 5,14). То, что десятилетиями у нас было под запретом, по слову Евангелия, становится явным. Недавно мне попал в руки документ "Приказ за № 13666 от 21 мая 1919 года. Председателю ВЧК тов. Дзержинскому. В соответствии с решением ВЦИК и Совнаркома необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады.

Председатель ВЦИК Калинин.

Председатель Совнаркома Ульянов (Ленин)".

В связи с этим и подобными приказами в те страшные, безбожные годы от рук безбожной власти пострадали миллионы людей. Многие из них оказались в лагерях и тюрьмах за исповедание православной веры. Но вера во Христа помогла им претерпеть все до конца. Сколько их здесь покоится, никто не знает и, может быть, никогда не узнает ... Знает это лишь один Господь.

- Священников в наших краях было много. Есть у нас недалече лог, так мимо него и сейчас ходить жутко. Там на деревьях одежды убитых священников развевалась, часто оттуда стрельба доносилась. Зимой с того лога всегда пар поднимается ... Белый-белый ...

- Вам не скорбно здесь жить?

- Тут моя родина. Здесь прошло детство, юность, здесь старость застала ... Правда, на зиму в город переезжаю, а душа тут остается, на святых местах. В прежние годы на Пасху над туннелем и на этой горе свечи возгорали ... У нас здесь, видно, свой Афон ...

Через неделю получила от нее корешок редкого растения и известие о том, что ее сестра, Екатерина Ивановна, нашлась ... Но где она была и что было с ней, никто не знает ...

Отшельница

За окном электропоезда непроглядный туман. На одном из полустанков в вагон вошел старик в огромном брезентовом плаще. То ли пастух, то ли грибник. Попутчик оказался разговорчивым. По его словам, он ездил к пасечнику корову спасать, приболела животина. Слово за слово, разговорились. И вот что он мне поведал: "Наши таежные поселки сплошь на арестантских костях стоят. Я как-то траву косил в районе Хитрого лога, махнул косой, а она бряк обо что-то. Смотрю, а там белые человеческие кости ... Присыпал землей, с тех пор там больше не косил. Грех по костям мучеников топтаться".

- Вы верующий?

- А как же. Верующий, и родители мои тоже верующими были.

- Здешний?

- Здешний ... Многое здесь повидал. Мальцом проворным был. Помню, жила в Петуховом логу, прямо на захоронениях, женщина в черном одеянии - видно, монахиня. Про нее говорили, что она не в своем уме, мол, грибы на арестантских захоронениях собирает. Я за ней как-то приглядел. Не грибы она собирала, а молилась там. Матери об этом рассказал, а она мне подзатыльник дала, сказала, чтоб молчал. Это до войны еще было. Однажды времянка монахини, где она жила, сгорела. То ли кто поджег, то ли что другое случилось. Черное место от жилья осталось. Больше у монахиню никто не видел. Люди судачили, что ее муж из священников и расстрелян был на этой горе, вот она и жила у его могилы. Откуда она была родом, никто не знал. Тогда любопытствовать люди не смели, мало ли что ... Да и она все больше невпопад говорила. Рассказывали, что где-то вблизи туннеля, в бараке, под охраной, жили сорок священников и шестьдесят монахинь. Может, она оттуда была? Тогда почему свободно ходила по воле? Позднее там, где она жила, кто-то дом построил, но и он сгорел. Вот я и говорю, грех по костям мучеников топтаться ... Зря там не шастайте и вы ...

Электропоезд остановился, и мой попутчик словно выпорхнул из вагона, бросив мне на ходу, что если, мол, нужен буду, ищи лекаря в Таштаголе. Через пару остановок выходить и мне.

Петухов лог встретил неземной красотой. Золотом украшенный лес сверкал под лучами утреннего солнца. Иду по сырому логу мимо закрытых домиков. Видно, дачники съехали уже в город. Вдали замечаю избушку с открытыми настежь дверями. На крыльце сидят две женщины. Одну уже знаю - это Алла Петровна Темникова, что месяц назад водила меня на захоронения, которые начинаются за ее огородами. Здороваемся, присаживаюсь на ступеньку рядом. Осеннюю тишину нарушает лишь плеск святого ключа, что сбегает с гор прямо к крыльцу Аллы Петровны.

- За лето много паломников побывало здесь. Молебен по убиенным служили, отмосток к ключу сделали, кружечки для воды оставили, - рассказывает хозяйка дома.

Разговор поддерживает ее соседка, дачница Валентина Петровна Авоськина:

- Я только в прошлом году от паломников узнала, что здесь захоронения арестантов, на душе беспокойно стало, вроде как самовольно поселилась на их земле. Как только стаял снег, поднялась на гору, помолилась за всех, кто погребен тут, извинилась за то, что нарушила их покой. На душе стало легче ...

Пригрело, даже припекло нас на крыльце сентябрьское солнце. По приглашению хозяйки вошли в дом. Маленькая избушка была наполнена неземным светом. Только не сразу поняла, что этот необычный мягкий свет исходил от иконы Божией Матери, именуемой Нечаянная радость. Смотрю во все глаза на икону, на лежащие рядом масляные краски и никак не могу взять в толк, что эту икону пишет Алла Петровна. Для меня это было полной неожиданностью. Ведь далеко не каждому Господь дарует такой редчайший талант. Алла Петровна объясняет:

Прошлой весной у меня побывал священник из Темиртау, отец Виталий. Поднялся на святую гору, обошел с молитвой захоронения, зашел ко мне в избу, чайку попил, посмотрел на мои пейзажи, что рисовала, и сказал, что, мол, на святом месте живешь, пьешь воду из святого источника, тебе бы иконы писать надо ... Мне тогда от этих слов жарко стало, сердце учащенно забилось. Я ведь, кроме природы, ничего не рисовала. Но вот с его благословения и начала. Только без молитвы, без поста работа не получалась ...

- Интересно, как вы, коренная новокузнечанка, оказались в этом глухом таежном краю?

- Видно, по промыслу Божиему. Пять лет назад прочитала в газете объявление об обмене дома на 517-м километре на квартиру в городе. Приехала, посмотрела, понравилось. Обменялась жильем. Первый год зимовала одна. Домик занесло снегом по самую трубу. Как-то утром расчищала дорожку, следы медведя обнаружила. Прямо к самому окну подходил. Вот тут страшно стало. Весной приметила, что с горы очень скоро снег сошел, обнажив странные рвы, ямы, траншеи. Это навело на мысль, что здесь какие-то захоронения. Позднее об этом рассказал дед-дачник В. Г. Архипов, каждую весну он поднимается на гору с непокрытой головой, все кается, что много лет косил там траву. В тот же год я выложила камешками святой родник.

Я всматриваюсь в лик Богородицы. Только глубоко верующий человек может сотворить такую неземную красоту ... Я прошу художницу рассказать о себе.

- В детстве нас, троих детей, воспитывала бабушка. Мы росли озорными, и она часто говорила нам: "Вот осерчает на вас Боженька и накажет".

- А где он? - спрашивала я. Бабушка отвечала, чтобы я почаще глядела на небо и что там Его и увижу ... Я подолгу смотрела ввысь, но ничего, кроме облаков, не видела. И тогда закралось желание нарисовать на облаке Бога. Брала в руки краски, но ничего, кроме голубого неба, не получалось. Давно это было, более сорока лет назад.

Алла Петровна уже и забыла об этом, а вспомнила лишь тогда, когда отец Виталий благословил ее написать икону для строящегося храма в поселке Каз.

Прежде Алла Петровна работала художником-оформителем на автобазе КМК. В свободное время выезжала на пленэр, писала местные пейзажи, и это согревало душу. Только с годами ее стала тяготить шумная городская жизнь, немилой стала комната в коммуналке. Так она оказалась в лесной глуши, вовсе не ведая, что по сути оказалась на сибирском Афоне.

Вот уже пять лет, как она у подножия святой горы. Живет здесь, чтобы не только писать иконы, но и оберегать покой новомучеников. В маленьком оконце отражаются лучи заходящего солнца. Красные блики освещают еще, не дописанный лик Богородицы, словно подсказывают художнице, какой положить на икону цвет. На днях у нее побывал благочинный церквей Таштагольского округа отец Иоанн Генсирук, икона ему понравилась ...

- Не страшно вам одной в зиму оставаться?

- И не одна я, а с Богом. Вот только надо побольше дров запасти, в прошлую зиму их не хватило.

Подножие сибирского Афона. Здесь невольно опускаешься на колени. Звонкую тишину нарушает только святой родник, но не журчанием своим, а вроде как поминальным плачем. Может, именно здесь, у подножия многострадальной горы, в маленькой избушке кистью этой художницы будет написана большая икона новомучеников, погибших в нашей сибирской земле.

Любовь Христова

"Бог есть любовь ... Бог есть свет, и нет в нем никакой тьмы", - возвещает в своем послании Апостол любви Иоанн Богослов (1 Ин. 4, 8; 1, 5). Мне очень трудно подобрать слова, которыми можно описать жизнь человека - носителя этого света и любви. Не знаю, как выразить свое изумление ее поистине смиренной жизнью и молитвенным подвигом? С чувством глубокого сердечного умиления я постараюсь изложить жизнь монахини Вассы, которая живет в нашем городе.

Вот уже более тридцати лет прикованная болезнью к постели, она несет свой молитвенный подвиг, без остатка отдавая себя Господу. Матушка Васса живет в однокомнатной квартире, которая своим убранством больше похожа на келью. Несмотря на возраст, ей 80 лет, она светла не только ликом, но и помыслами, душой. Из-под черного апостольника, что носят монахини на голове, смотрят темные, внимательные глаза. Строгое монашеское одеяние она не снимает никогда, есть у нее и праздничный наряд, который надевает в большие церковные праздники. Узнав, зачем пожаловала к ней, расстроилась: "Я великая грешница, потому, наверное, и Господь не допускает до церкви. Более тридцати лет там не была. Душа истомилась, готова ступени, что ведут к храму, целовать день и ночь", - говорила она.

Слушая эти слова, я подумала: жива наша матушка-Россия святостью своей и великой помощью невидимого мира. В этом есть заслуга и матушки Вассы, которая послана нам Господом. По жизни она была терпима к грехам, сострадательна, участлива, всегда радостна, на болезни, не жаловалась.

В пятнадцать лет устроилась на работу в ламповую шахты "Капитальная". Зарядка аккумуляторов - дело несложное, вот только пальцы съедало кислотой. В семнадцать лет ее перевели на шахтовую АТС телефонисткой, в годы войны отправили в столовую. Правда, там только числилась, а работать приходилось в шахте. Бывало, какой участок отстал по добыче угля, Веру Половинкину, да и других женщин, отправляли на помощь в забой. За двое суток приходилось на сон 3-4 часа. У нее тогда было уже трое детей. В 29 лет осталась с детьми одна, поскольку мужа, начальника участка, за случившуюся аварию в шахте посадили в тюрьму. Оттуда он не вернулся. Так Вера, будучи совсем еще молоденькой, стала вдовой.

Безбожная власть запрещала ходить в церковь, но Вера ходила туда украдкой с детьми, с матерью и тетками. Одна из них была в Иерусалиме у гроба Господня, дважды совершала паломничество в Киев. Глубоко верующая, большая и дружная семья не предала Господа во время гонений на православие. Вся прожитая жизнь встает перед глазами матушки Вассы, но нет по ней печали, ведь Господь даровал ей долгий земной путь.

Тридцать два года назад прихватило сердце. Казалось, она уже умерла и мысленно неслась с молитвами к Богу, но что-то вернуло ее на землю. Врачи, увидев, что больная задышала, оказали ей необходимую помощь. Обширный инфаркт на семь лет уложил ее в постель. Все это время матушка усердно и подолгу молилась Богу, чтобы дал исцеление. И он дал, но ненадолго. В это время она приняла монашеский постриг с именем Вассы.

- Матушка, а дети ваши верующие?

- Конечно. Они всегда при мне в церкви были. Один сынок служил даже в нашем храме. Монахом хотел стать, но Господь его к себе призвал, когда ему исполнилось 18 лет. Много испытаний он перенес. Смеялись над ним одноклассники, обижали в больнице люди. Бывало, схватят за волосы, мол, вставай, поп, пошли курить ...

Смиренно переносил унижения, молился за своих обидчиков.

Хороший был у меня сынок, Царствия Небесного ему ...

- Матушка, а Господь слышит ваши молитвы?

- Он каждого человека видит и слышит и меня, великую грешницу, тоже. Бывает, навалятся скорби, печали, и нет мне дыхания. Помолюсь, попрошу у Господа помощи, и все как-то уляжется, образуется, прочь уходит тревога. Все это промысел Божий ...

Монахиня Васса не знает покоя от сердечных приступов ни днем, ни ночью. Она редко встает с кровати, совсем не бывает на улице, но, несмотря на телесные страдания, от нее исходят тепло и безграничная любовь ко всем живущим на земле. Эту любовь, великий Божий дар, матушка пронесла через всю свою нелегкую жизнь.

Прощаясь, она попросила помолиться о ней. Еще просила прийти к ней с ящичком для пожертвований на строительство нового храма. Духовная сила любви Христовой не иссякла в душе монахини, а значит, продолжится ее земной путь. Для нас Господь сохраняет таких людей, чтобы мы учились жить праведно, достойно, с верой.