Пути сообщения между Енисейской и Томской губерниями

О путях сообщения между южными частями Енисейской и Томской губернии

(отрывок)

Томские губернские ведомости 1873 г. № 8, 10-12

Князь Николай Костров

Обработка текста и комментарии курсивом И. И. Амелина.

Со времени посещения Палласом Сибири, прошло уже сто лет, но в этот период времени сведения наши о путях сообщения между южными частями Томской и Енисейской губернии увеличились немногим. До сих пор, эти сообщения ограничиваются следующими линиями: 1) от Таштыпскаго казачьего, форпоста, лежащего на границах двух губерний в Минусинском округе, до г. Бийска; 2) от того же форпоста чрез Царево-Николаевский прииск на Кузнецк; 3) от того же форпоста на реку Балыксу и Томь 4) от Божьих озёр, лежащих в Ачинском округе, чрез предгорья Кузнецкого Алатау до Кузнецка.

Первый путь от Таштыпа на Бийск чрезвычайно интересен и в бытность мою, Минусинским окружным начальником, я предполагал обозреть его; но непредвиденные обстоятельства помешали этому. Путь этот хорошо известен Таштыпским казакам и инородцам, кочующим в этих местах. От казаков я достал даже маршрут этого пути, к сожалению затерявшийся, из которого, между прочим, видно, что от Таштыпа до Бийска можно достигнуть в семь дней, делая в день до 60 верст; следовательно, расстояние между этими пунктами простирается до 420 верст. В последствие, я слышал то же самое в г. Бийске от одного крестьянина Енисейской волости, много раз бывавшего в Таштыпе. По этому пути гоняют летом из Бийска скот и одно это уже предполагает возможность устройства хорошей дороги, которая соединила бы один из лучших округов Томской губернии — Бийский с одним из лучших округов Енисейской губернии — Минусинским. Нынешний проселочный и почтовый тракт между Таштыпом и Бийском простирается:

От Таштыпа до Минусинска (220 вёр.)

От Минусинска до Ачинска (329 вёр).

От Ачинска до Томска (388 вёр.)

От Томска до Бийска (502 вёр.)

Всего - 1439 вёрст.

Второй путь — от Таштыпа через Царево-Николаевский прииск до Кузнецка по поручению бывшего Енисейского Губернатора В. К. Падалки, исследован мною в 1858 г. лично и при помощи сопутствовавшего мне Главного Астронома Сибирской Экспедиции Шварца, нанесён на карту с астрономической точностью. Эта карта и подробное описание пути были представлены в свое время Губернатору и теперь должны находиться в делах Енисейского Общего Губернского Управления. По отзывам инородцев это самый удобный путь сообщения Минусинского округа с Кузнецким, поэтому я позволяю себе представить здесь довольно длинные выдержки из моего дневника, который я вёл во время этого путешествия.

Я выехал с г. Шварцем из Минусинска утром 30 Августа 1858 г и, переправясь чрез Енисей и Абакан при слиянии этих рек у дер. Майдаши, продолжал путь левым берегом Абакана, чрез кочевья Качинских и Сагайских татар до самого с. Аскыз, находящегося уже недалеко от Таштыпа. Проехав весь день и ночь, мы 31 Августа утром были уже в Аскызе. Здесь проживал тогда Кузнецкий купец  Г. М. Ананьин, который по нескольку раз в год ходил в Кузнецк путем, который подлежал теперь моему исследованию. Я без труда уговорил его сопутствовать мне и, назначив начальным пунктом отправления Таштып, в тот же день отправился в этот форпост для сделания предварительных распоряжений относительно нашего путешествия.

Село Аскыз находится среди кочевьев богатых скотом Сагайских татар. Здесь прекрасная каменная церковь, устроенная заботливостью Ананьина, четыре или пять хороших домов, считая, в том числе дом Сагайской Степной Думы, и несколько разбросанных тут и там лачужек и татарских юрт. Население этой местности в 1858 г. составляло 110 душ мужского пола.

Отъ Аскыза до Енисея, на пространстве около 60 верст, лежит превосходная дорога на дер. Уты, село Бийское, деревни Сабинскую и Означенную. Это последние наши селения к Монголии, и здесь Енисей уже судоходен. Означенная — одна из лучших пристаней, и здесь каждогодно строится несколько барок для сплава хлеба в Енисейский округъ. Население здесь весьма значительно.

Я поехал на Таштып чрез дер. Усть-Есь. Она отстоит от Аскыза в 30 верстам. Дорога идет все степью.

Деревня Усть-Есь состояла из нескольких юрт, зимних и летних и двух весьма порядочных домов. В одном проживал Минусинский купец Корнилов, занимавшейся торговлею, а в другом какой-то Кузнецкий мещанин, имевший порядочное хлебопашество и скотоводство. Окрестности Усть-Еси довольно живописны, а в протекающей близ этой деревни реке Tея можно почти всегда достать рыбу. Сенокосы здесь везде превосходны, так что во время сбора ясака, у инородцев можно купить 20 больших возов сена за 2 и не более как 3 руб. серебром.

От Усть-Еси через деревню Имек верст 35 до села Таштыпского, где находится ныне казачья станица. Дорога идет все степью и может назваться превосходною. Таштып значит по-русски камень мигун и, вероятно, такое название этой местности дано потому, что она окружена со всех сторон горами, который летом во время жаров, представляются издали как бы колеблющимися. Таштып считается одним из самых красивых мест Минусинского округа и совершенно справедливо. Равнина, на которой он стоит, змеевидно прорезывается речкою Таштыпом, к востоку видны горы Джилян и Бонза, a к юго-западу взор теряется на горизонте, как будто-бы заваленном огромными снеговыми горами. В особенности вид на эти горы хорош в жаркую пору лета. От ярко блестящей белизны снега, глаза невольно обращаются на ближайшие предметы и с удовольствием встречают тёмную, отрадную зелень травы и деревьев.

Я прибыл в Таштып вечером 31 августа. Таштып последнее село в Минусинской губернии на пути к Кузнецкому округу Томской губернии.  По какому-то странному способу межевания, употребленному при отводе земель для Алтайских горных заводов, не только половина Таштыпа, но и половина ограды его церкви отведена к Кузнецкому округу.  Таштыпские казаки считаются богатейшими не только в Минусинском округе, но даже в целой Енисейской губернии. Многие из них имеют огромные стада рогатого скота и лошадей, многие ведут выгодный торг звериными шкурами, которые скупают у инородцев. У Таштыпских казаков, кажется, только и можно приобрести рога изюбра, столько ценимые китайцами. Жаль одного только, что наши зверопромышленники не понимают своих собственных выгод: убив изюбра, они отрубают ему рога, между тем как китайцам они нужны не отрубленные, а с лобовой костью и при том не сухие, но такие которые в оконечностях своих заключали бы кровавую материю, имеющую запах мускуса, которой в Срединной империи придаётся какая-то особенная целебная сила. За пару таких рогов на Кяхте платили иногда 200 руб. серебром, но таких рогов из Минусинского округа почти не вывозится. Кроме изюбра в тайгах, окружающих Таштып, ловится белка, сохатый, дикая коза, иногда медведь и т.п.

Лет 40 тому назад таштыпские казаки торговали весьма выгодно с сойотами (Китайскими монголами), выходя для осмотра наших пограничных знаков к устью реки Ус и Бом-Кемчуга. В мое время торговля эта ограничивалась выменом у сойотов козлиных шкур, которые через руки Кузнецких промышленников шли в Томск на выделку шуб для простого народа, известных под названием дох.

Таштып довольно большое (66 дворов), весьма чистое село с каменною церковью хорошей архитектуры. В нём есть такие дома, которые можно бы было перенести в любой Сибирский город. Везде и во всем видно не только довольство, но даже изобилие. Жителей до 300 душ мужского пола. Кроме еженедельных базаров, здесь бывает ярмарка. В прежнее время близ Таштыпа было деревянное укрепление, состоявшее из равностороннего четырёхугольника с башнею под воротами и рогатками в два ряда со всех сторон. Теперь укрепления не существует.

Паллас делает о Таштыпе заметку следующего содержания: “занятые сими (таштыпскими) казаками места, как для скотоводства, хлебопашества, так и для звериных промыслов весьма выгодны. Жатва иногда претерпевает от инеев или когда ещё находит колос повреждается, как и в других местах от саранчи, называемой здесь кобылками, однако порою родится изрядно и в самые худшие годы ещё сносная. Для содержания скота имеется обилие преизрядных сенокосов, ибо когда на Тэе и Абакане к угорам снег велик выпадает, то нельзя скот держать на поле притом и опасность от скитающихся многих медведей и волков во всю зиму почти выпущать его не дозволяет. Зверей всяких особливо дичины здесь столько, сколько обывателям надобно.  Только одни соболи в горах по сю сторону Енисея нарочито выловлены. Однако, хотя б здешние обыватели сами на промысел и не ходили, то могут всегда у соседственных татар, пашенъ не имеющих и нескотоводных, всякую рухлядь и дичь, что им надобно, на лишний хлеб и крупу с выгодой поменять.” Вообще места по Таштыпу, так как и далее в горы заслуживали бы быть населены большими хлебопашцами и жительствами.

Весь день 1 сентября пробыли в Таштыпе, в ожидании проводников и землемера, который, по распоряжение начальника губернии, должен был находиться при мне для инструментальной съёмки пройденного пути. Немало хлопот стоили мне также все нужные распоряжения для дальнейшего пути, который мы рассчитывали окончить дней в 10. Надо было заготовить на всё это время провизии для себя и проводников; надо было похлопотать о вьючных сумах и т. п. Но приехал Ананьин и всё устроил как нельзя лучше и 2 Сентября к обеду собрались и все наши проводники-татары, человек 20.

Так как по дороге встречалось много дичи, то все они были вооружены винтовками. Впоследствии я убедился, что почти каждый из них был отличный стрелок. Десять человек я отрядил к землемеру, а с десятью остальными, часа в четыре пополудни отправился, вместе со Шварцем и Ананьиным, вперед. Кроме верховых с нами было пять лошадей под вьюками. Чтобы не взбираться на довольно высокую гору, у подножья которой расположился Таштыпский казачий форпост, и чтобы не делать крюку на объезд этой горы колесною дорогою, которая огибает её с севера, мы в самом селении перешли вброд р. Таштып с левого берега на правый и длинною вереницей потянулись к северо - западу. Пройдя версты три лугами, мы перешли снова на левый берег Таштыпа и вышли на помянутую выше колёсную дорогу. Она ведёт на пашни казаков, видневшиеся местами.

В 8 верстах от Таштыпа, на небольшом мысу, образуемом речкою Сыр, впадающей в Таштып, мы расположились на ночлег. Живо были разбиты наши палатки, лошади стреножены, а запылавшие костры озарили окрестность. Недалеко от этого места находился какой-то татарский улус, в котором пьяные татары целую ночь горланили песни.

На другой день, часов в 6 утра, мы были уже на конях и ехали далее на расстоянии 5 вёрст от места ночлега, превосходными долинами и лугами. Вообще должно заметить, что долины  здесь чрезвычайно обильны травою и все невысокие горы покрыты зеленью. Растительность, точно такая же, как на Юсе или на Алтае, хотя и попадаются разные astragali свойственные Даурии и другимъ восточным местам. По берегам Таштыпа попадаются кустарники - oxyacantha opulus (боярышник), cornus alba (дёрен белый), padus (черёмуха), caragana (жёлтая акация), высокорастущего здесь cotoneas aster (кизильник) и др. Дикая конопля здесь сажени полторы высотой и почти вся пропадает без употребления. Много встречается кашкары (рододендрон золотистый) и гребенщика (можжевельник казацкий) (rhododendron chrysanthuim и juniperus sabina), растения, пользующихся у казаков особенной известностью по своим медицинским качествам.

В 13 верстах от Таштыпскаго форпоста мы вышли на самый берег Таштыпа. Здесь был последний, встретившийся нам татарский улус: мы вступили в тайгу. Река Таштып вытекает из отрогов малого Алтая и впадает в Абакан  с левой стороны, имея направление от запада к востоку почти под 35° северной широты. Эта река составляет южную границу высоким горам по Абакану, потому что на северном берегу его нет уже замечательно высоких гор. В обыкновенном своём русле эта река не расширяется более 10-15 сажень, но весною и в дождливое, время она увеличивается и делается настолько быстрою, что на мелких местах едва можно переехать вбродъ. В 1772 г Паллас встретил недалеко от Таштыпского казачьего форпоста несколько человек инородцев, принадлежавших к племени Бирюсов. Они были в весьма жалком положении: скота у них было весьма мало. Земледелия они почти не знали, питались кореньями кандыка и занимались преимущественно звероловством. Впрочем и эта промышленность не доставляла им особенной пользы, потому что ловля самого ценного зверя – соболя — шла здесь плохо. То же самое о Таштыпской тайге должно сказать и теперь: лет 50 тому назад она горела и следы этого пожара были видны ещё в мое время. Но зато во время Палласа были в этих местах множество медведей, которые ныне составляют уже редкость. Боясь их, Паллас, не решился даже пуститься вверх по Таштыпу. Вообще, он описывает Бирюсинцев дикими и язычниками. Проживая всё лето в долинах между горами, к зиме они постоянно приближались к берегу Таштыпа, чтобы доставить хоть сколько-нибудь корму своему малочисленному cкoту, так как здесь снега выпадало  меньше. Вся численность Бирюсов простиралась до 1000 душ; они разделялись на четыре рода — Кабинский, Каргинcкий, Каинский и Шокинский. Впоследствие времени, эти роды соединились в два — Кобуй или Кивинский и Карга или Каргинский. По последней переписи их считалось 1894 д. м п. В мое время, Бирюсы нисколько не отличались от других Минусинских. инородцев ни языком, ни обликом, ни образом жизни. Часть Каргинского рода кочевала в Кузнецком oкруге вepстах в 20 от Таштыпскаго форпоста. Кроме земледелия и скотоводства, они занимались также звероловством. Последний встреченный нами улусъ был Каргинский. Мы вступили в тайгу и пошли вперед, держась берега Таштыпа.

Огромные ели, сосны, лиственницы, перемешавшись с тощими, длинными берёзами, осинами и тальником, скоро обступили нас так, что мы с трудом могли прокладывать себе дорогу. Но в особенности поражали моё внимание попадавшиеся тут и там ещё недавно вывороченные бурею огромные кедры; некоторые из них были до 2 сажень  в окружности (1.3-1.4 м диаметра) и 25 сажень (50-52 м) вышины. Сколько веков нужно было для того, чтобы вырасти такому дереву? Из-под густой травы торчали только высокоподнявшиеся его корни, остальной части ствола не было видно. Поэтому надо было объезжать иногда очень далеко, чтобы миновать эту неожиданную преграду. Местами тайга расступалась и образовала небольшие елани, по которым были группами раскиданы довольно высокие кусты совершенно пожелтевшего теперь рябинника и черемушника, между которыми вился, также пожелтевший хмель. В продолжение дня, мы пятнадцать раз переходили Таштып. Левый берег его почти постоянно высился громадной стеною, заросшею непроходимым лесом; на правом, по которому преимущественно вилась звероловная тропа, от хребтов близлежащих гор отделялись иногда довольно значительные ветви и подходили совершенно к реке, а иногда расступались и давали место превосходнейшим полянам. Время нам благоприятствовало: на безоблачном небе ярко светило солнце; было даже жарко. Шварц всё занимался маршрутной сьёмкою пройденного пути. Мы ехали весело, разговаривая и стреляя рябчиков, которые попадались во множестве. Татары подстрелили даже двух диких коз; но их невозможно было найти в густоте травы.

Около семи часов вечера, небо покрылось облаками и совершенно стемнело. Пройдя в этот день несколько более 40 вёрст, мы остановились ночевать в одной дикой трущобе на левом берегу Таштыпа. Сейчас же отоптали кругом на значительное пространство высокую траву, развьючили лошадей, развели огни, и стали кто пить чай, кто готовить ужин. Утомленный верховой ездой, я закусил кое-как, забрался в свою маленькую палатку и, одевшись дохою, уснул как убитый под плеск и журчанье говорливого Таштыпа. Не знаю, долго ли я спал, но проснулся от сильного холода. Ночь стала необыкновенно сыра и вся моя палатка смокла от росы.

Я встал и подошёл к высокой лесине, на которой повесил свои часы. Они остановились на двух часах после полуночи. Небо, бывшее до того совершенно облачным, прочистилось, усыпалось звёздами и на нем, далеко раскинув по горизонту широкий огненный хвост, ярко блистала огромная комета (Н. Костров наблюдал одну из Великих комет 19 века – комету Донатти). Она с удивительной точностью отражалась в водах Таштыпа. А он шумел и шумел на разные тоны, то, как будто задерживаемый чем-нибудь, то, как будто бы чем подгоняемый. Противоположный берег высился сажень на 30 отвесной высоты и за ним закатывался месяц. Мне стало как то неловко и страшно в этой пустыне. Невольно я вообразил себе, какое чувство овладело бы мною, если бы я был тут один. Я подошёл к татарам, которые, по обыкновению, голые спали подле огня, обернувшись к нему спиною. Разбудив двух из них, я велел подложить дров в огонь. Вмиг снова запылал огромный костер, сложенный из сухих сосен. Пламя поднялось сажень на пять вышины и страшно озарило окрестность. Из глубины мрачной тайги выступили вперед и как будто пододвинулись ближе к огню угрюмые сосны; потом ярко отделились от них группы стройных елей, а за ними показались, как лесные привидения, пепельные осины с красными листьями, обросшие длинными космами седого мха. Долго, не говоря ни слова, любовался я этой дикой величественной картиной. Пламя быстро прогорало и все призраки снова удалились в тайгу. Утренний туман начал подниматься над рекой и скоро затопил все окружавшее нас. Сделалось ещё свежее. Заржавшая лошадь напомнила мне, что время собираться в путь. Я велел разбудить всех своих спутников, и мы стали пить чай. Лишь только занялась заря и стало возможным различать направление тропы, по которой нужно было ехать, мы весело отправились далее.

Путь по-прежнему лежал на северо-запад. Места, по которым мы проходили, были точно такие же, как пройденные 3 Сентября, Мы пересекли две или три довольно значительных поляны, весьма удобные для заселения. Одна из этих полян носила ещё и теперь следы таёжного пожара, происходившего здесь лет 50 назад. Пожар, как видно, шёл полосою, через Таштып, от запада к востоку, а в этом месте распространился не более, как версты на три в ширину. Картина разрушений представлялась ещё и теперь довольно ясно. Вместо стройных, вековых деревьев, во многих местах торчали безобразные, обгорелые пни, а их стволы в несколько обхватов толщиною, переломанные, исковерканные во время падения, лежали без всякого порядка друг на друге, завалив во многих местах тропинку. Даже самые камни, выдающиеся тут и там около берега, обгорели и потрескались. Легко представить себе, какой ад был здесь во время пожара. Но деятельна могучая сила здешней природы. Новое поколение деревьев и кустарников пробилось и уже густо и высоко разрослось над остатками того, что уже отжило свой век. На каждом шагу жизнь бьёт ключом из недр тучной земли и видимо старается о восстановлении того, что уничтожено смертью. Таштып мы также переходили несколько раз вброд то с правого берега на левый, то с левого на правый, смотря по тому, где удобнее было ехать. В иных местах приходилось идти против течения сажень на сто, а то и на двести. Во всех местах, где мы переходили эту реку, глубина её не простиралась более 0.5 аршин; течение воды было сильно, однако же не представляло ни какой опасности; дно реки везде каменистое. Справа и слева впадавшие в Таштып ручьи наполнены такими большими хайрюзами, подобных которым мне видеть не доводилось.

Этот день, 4 Сентября, мы прошли также около 40 верст и расположились ночевать в 25 верстах от Царево-Николаевского прииска, у подножья значительной горы. Здесь расстилалась обширная поляна, на которой приисковое начальство производит косьбу сена. Таштып, обогнув гору, круто поворачивает на запад и скрывается в глубине тайги и ущелий.

На другой день 5 Сентября небо с самого утра покрылось тучами и стал моросить мелкий холодный дождик. Часов в 8 мы двинулись в путь и часа два блуждали разными тропинками, чтобы удобнее взобраться на гору, у подошвы которой ночевали. Когда мы достигли ее вершины, то по барометрическому измерению оказалось, что она не превышает 2500 футов (720 м) над уровнем моря. Отсюда к западу видны довольно значительные горы, так что пройденные нами, казалось, были не очень велики. У самого подножья этой горы раскинулся пред нами Царево-Николаевский прииск, куда мы и прибыли в 12 часов пополудни. По сделанному счислению, оказалось, что от Таштыпского форпоста до Царево-Николаевскаго прииска мы прошли около 113 верст.

Царево-Николаевский золотой промысел лежит в долине окружённой горами и перерезываемой золотоносною речкой Фёдоровкой. Высота этой долины над уровнем моря приблизительно 2 тыс. футов (600 м); ширина – от 10 до 15 саж. (20-30 м). Речка Фёдоровка и недалеко текущая от неё Весёлая выходят из одного небольшого хребта, называемого Веселовским разломом и составляющего ветвь малого Алтая. Река Фёдоровки от верховья и до впадения в реку Большой Ортон более 20 вёрст: тeчeниe с северо-востока на северо-запад. Река Весёлая течёт на восток и впадает в реку Балыксу, текущую в Томь. Ширина русла обоих речек от 1 до 15 саж.

Царево-Николаевский прииск открыт в 1836 году, в состав его входит промысел по р. Весёлая, разрабатываемый с 1843 г. С обоих по 1858 г. было добыто золота 354 пуда 29 фунт. 6 золотников (~5810  кг). Домов было здесь в этом году 346, население простиралось до 2664 душ, в том числе женскаго пола 950 душ. В мое время это было прекрасное селение, походившее более на какой-нибудь Сибирский окружной город, нежели на золотой промысел, лежащий в глуши тайги.

Весна наступает здесь быстро в начале мая и продолжается до июня; лето — с июня до сентября не бывает жаркое, весьма часто охлаждаемое ненастьем; осень начинается в сентябре и продолжается до половины октября, сопровождаясь большею частью погодой холодною и ненастной; всё остальное время года принадлежит зиме, продолжающейся до 7 месяцев и сопровождаемой частыми буранами и внезапными оттепелями. Вообще, средняя годовая температура по наблюдениям в продолжение четырех лет, доходит до -1° Peомюра (-1.2..-1.3° С).

На пространстве занимаемом Царево-Николаевским промыслом  преоблюдающие деревья хвойные — пихта, ель, сосна, из лиственных – берёза и осина. Посреди всех этих деревьев Сибирский кедр величаво поднимается среди леса. Из растений замечательны колбa (allium arsinum) и кандык (erythreihum  denscanis.) В окружающих тайгах водятся олени, маралы, козлы, лоси, медведи, росомахи, отчасти соболь, лисицы, выдры и др. Из птиц лесных и водяных замечательны, тетерева, ряпчики, лебеди, гуси и утки разных породъ. Из рыб — таймени, хайрюзы, ускучи, окуни, налимы и щуки, которых ловят более в реках Мрасе и Томи прилежащих к промыслу.

Земледелием жители Царево-Николаевскаго промысла не занимались, может быть, потому, что хлеба туда доставлялся от казны. В огородах садили картофель, морковь, репу, редьку, свеклу, брюкву; капуста и огурцы, по причине ранних морозов не разводились. Простой народ считает промысел местом нездоровым, приписывая это воде его: она известна в народе под именем купоросной. О человеке, хотя случайно захворавшем по прибытии на промысел, говорят, что ему, верно, здесь не вода.

В противность этому мнению, неправильно укоренившемуся в простом народе, доктор Феоктистов уверяет, что вода, употребляемая жителями для пищи и питья, должна быть, по справедливости признаваема здорового; но есть другие причины, обуславливающие не совсем здоровую местность промысла. Довольно низкая средняя годовая температура, значительное возвышение места над уровнем моря, горы и лес, препятствующие свободно проникать лучам солнца, частые и продолжительные ненастья, постоянные туманы, близость снеговых хребтов, значительно охлаждающих атмосферу, обилие бегущих с гор ключей, присутствие многих болот, называемых здесь сограми, — вот условия, оправдывающие отчасти мнение простого народа о нездоровой местности Царево-Николаевского золотого промысла. В годы, близкие к открытию его, когда воздух не был еще разрежен вырубкою леса в окрестностях, когда не было таких предохранительных мер против цинги, то в весеннее время многие из жителей промысла делались жертвами этой губительной болезни. Ныне цинга ужасна только по преданию. Из других болезней встречающихся на промысле должно упомянуть о простудных, тифозных и катаральных.

От Царево-Николаевского промысла до р. Томи, на пространстве 8 верст, существует удобная тележная дорога, а по берегам Томи до Кузнецка находится, кроме татарских улусов, находится семь казённых этапов, содержимых собственно для проезда. Отсюда до Кузнецка считается 188 вёрст, следовательно, длина всей линии пути от Таштыпскаго форпоста до Кузнецка равняется приблизительно 301 вёрст, между тем как нынешний просёлочный и почтовый тракт простирается:

Отъ Таштыпа до Минусинска- 220 в.

Отъ Минусинска до Ачинска- 329 н.

Отъ Ачинска до Томска - 385 в.

Отъ Томска до Кузнецка- 599 в.

Всего - 1536 в.

Так как для путешествия по Томи до Кузнецка нужны были особые распоряжения со стороны Томского губернского Начальства, а я получил от него открытое предписание об оказывании мне содействия в исполнении положенного на меня Енисейским губернатором поручения уже по возвращении моем в Минусинск, в конце Сентября, то я счёл неудобным углубляться далее в другую губернию, где личность моя была совершенно неизвестна. Поэтому Царево-Николаевский промысел был крайним пунктом пройденного мною пути. Насколько удобно плавание по Томи до Кузнецка, есть ли здесь места, удобные для заселения, каков вообще характер этих мест — я не знаю никаких подробностей.

Начальство Царево-Николаевского прииска приняло нас весьма радушно. Посетители здесь весьма редки. Здесь же я имел удовольствие встретить товарища по Московскому Университету доктора Феоктистова, которому и обязан доставлением мне разных сведений о Царево-Николаевском промысле. Весь день 5 Сентября моросил мелкий и холодный дождь. К утру 6 числа погода прояснилась и мы отправились в обратный путь.