Трудовой народ

Очерк

(Из цикла «Дар Памяти», часть 4)

Я всегда говорил

и никогда не откажусь от своих слов,

что самые интересные люди живут в России.

(Габриель Гарсиа Маркес)

На днях покинул наш мир колумбийский писатель, лауреат Нобелевской премии Габриель Гарсиа Маркес. Последний из великих писателей XX века. Не какой-нибудь русский писатель сказал такие лестные слова в адрес моего народа. Сказал человек, живший в другой стране и на другом континенте.

Мне совсем не трудно представить, что я мог бы родиться человеком другой национальности. Каждый народ имеет свою собственную культуру, которою должен гордиться. И я счастлив был бы ощущать себя французом, испанцем, итальянцем, греком, немцем, финном и кем бы там ни было.

Но я вполне счастлив думать, что я – русский человек, носитель богатейшего языка и мощной мировой культуры, которая способна принимать другие культуры и языки без какого-либо отчуждения или неприятия. Это самое главное достоинство моей нации, которое я лично ценю более всего. Слава Богу, что я – русский.

Живя в обыденной жизни, озадаченные текущими потребностями и нуждами, повседневными делами, мы привыкли не ощущать свою принадлежность к великому национальному братству. Совсем не видим, не замечаем в поступках людей их русскости. Или, наоборот, нерусскости.

***

Сегодня, накануне Дня памяти усопших, побывал на кладбищах. Погода была самая неприятнейшая. К обеду посыпал снег, снежная крупа посыпала  с мутного неба, подул холодный ветер. Поэтому поприветствовал только самых близких своих родных. Других вспоминаю заочно. Собрал отрывки моих воспоминаний. "Одних уж нет, а те – далече".

- А! А-а-а! – несётся сверху вниз по нашей улице истошный крик, сопровождаемый заливистым собачьим лаем, клубами снежного облака, в котором ничего разобрать невозможно.

Не на тройке, а на своём любимом белом лохматом Шарике, запряжённом в неказистые самодельные сани, мчится Вовка Будкеев. От своего дома на взгорке почти до самого конца улицы. Скорость – космическая. Восторгу нет предела. Э-эх!

- Какой же русский не любит быстрой езды? – повторишь нечаянно нашего классика.

Но вот преграда! Бац! Треск, брызги снега.

Сани врезались в борт дорожной обочины, разлетелись вдребезги. Шарик весело и устало дышит, высунув красный длинный язык.

А Вовка выползает из сугроба. Румяный, улыбающийся, весёлый. Доволен своим Шариком. Собирает обломки саней, волоком тащит домой. Чтобы отремонтировать и повторить «полёт».

Это третий из четверых сыновей Будкеевых, Володя. Он был самый большой выдумщик. Часто заражал своей нехитрой придумкой пацанов со всей улицы. Например, самокатом, который сделать было проще простого – две доски и два подшипника. Много чего ещё он затевал. Прямо как настоящий инженер-конструктор. Только с учёбой не задалось у него. Да инвалидом стал ещё в детстве, опять же из-за очередной своей выдумки.

Взялись они как-то со своим двоюродным братом, Толей Кондаковым, забрасывать на электрические провода камушек с пёрышком, связанные верёвочкой. Какого эффекта они хотели достичь, неизвестно, только один провод почему-то упал. Они запнулись об него, запутались. Получили оба сильное поражение электрическим током. Откачивали их всем миром до прибытия скорой помощи. У Володи были тогда пережжены сухожилия на ноге. С тех пор он немного прихрамывал.

Давно уже нет Володи. Брат его, Виталий, в деревне Николаевке пчеловодством занялся. Тоже творческое дело. Таковы потомки шахтёра, который пытался разводить виноград в Сибири в далёкие 50-е годы и любил под хмельком читать наизусть "Песнь о Вещем Олеге".

Такой же быстролёт с нашей улицы был Серёга Федосеев. Родители купили ему маленький мотоцикл. И он вихрем носился по окрестным горам и переулкам, преодолевая все попадающиеся на пути преграды.

Этого ему было мало. Он начал строить трамплин. Потом, разогнавшись, маханул через него – сломал руку. После того, как сняли гипс со сломанной руки, стал ремонтировать разбитый мотоцикл и строить новый трамплин, ещё выше прежнего. История повторилась.

Стремился Серёга полететь над землёй, как птица. "Почему люди не летают?" Сколько мотоциклов он разбил, сколько конечностей и рёбер переломал? Теперь из наших уже никто пересчитывать не возьмётся.

Сегодня даже не знаю, где Серёга живёт. Может, он уже сумел преодолеть земное притяжение, достиг своей мечты и давно обитает на небесах ...

Таких самородков в Русской земле немало. Они же – русские. Всегда хотят достичь недосягаемого.

И вообще, не зря говорят, что голь на выдумки хитра. Раньше не было детских садов, клубов, домов культуры, прочих досуговых заведений. Сами придумывали себе игры и развлечения.

В раннем детстве, помню, мы тоже копировали взрослых. Проводили обряды, которые они проводили. Крестили котят, хоронили кошку.

Особенно впечатляющими были похороны. Двоюродная сестра Нина Зиновьева, которую всегда одевали в длинное платье и платок, бралась изображать местную читалку Семёновну. По одежде была похожа на неё. Я играл роль бабушки Марьи, плачущей и сокрушающейся по покойнику. Младший мой брат Толик был прочей сопровождающей публикой.

- Святый Боже, святый крепкий, – медовым голосом запевала Семёновна–Нина, мы подхватывали:

– Святый бессмертный, помилуй нас!

И несли кошку-покойницу, завёрнутую в тряпку, за баню, к заранее вырытой могилке, хоронили её и ставили на могилку маленький деревянный крестик.

Позднее, когда пришло наше время, стали выходить на улицу и общаться с соседскими ребятами, в ход пошёл арсенал игр и забав, которые придумали наши деды и прадеды. А некоторые уже и мы сами изобрели.

Бабки, городки, качели, чижик, ремешок, бить-бежать (русская лапта), булавочка, из круга вышибало. Вечерами песни пели. Пришли позднее более организованные командные игры – футбол, волейбол, баскетбол. В классики играли в основном девчонки. Но иногда и мальчишки не пренебрегали этой девчачьей игрой. Много чего ещё. Не перечислить. Никогда не скучали и не задумывались, чем бы заняться. Без всяких клубов и воспитателей ...

Со временем я увидел, что некоторые традиционные наши русские игры переняли американцы. Перекрасили их и сказали, что это американские национальные игры. И подумал я тогда с присущей мне усмешкой: "Вот ведь до чего жуликоватая нация! Сколько мировых достижений собрала и присвоила себе!"

Однажды в середине 90-х годов, зайдя в методический кабинет, обнаружил кучу брошюр, педагогических рекомендаций американских педагогов. Открыл две брошюрки одного такого Джона и увидел, что там сплошь изложены идеи нашего родного Антона Семёновича Макаренко. Бросил небрежно эти брошюрки на полку и сказал:

- Нашим же салом – да нам по мусалам. Джонам кланяемся. Теперь они нас учат, как правильно детей воспитывать, слизнув макаренковские идеи. А наш Макаренко на полках пылится.

И так было почти во всех областях науки. К сожалению ... Особенно больно отозвалось в интерпретации истории. Едва не докатились до того, до чего сегодня на Украине докатились. Хорошо, вовремя одумались наши "чудо-реформаторы". Именно, что – "чудо" ...

Об экономике и говорить нечего. В 90-е годы всё спорили, какую экономическую модель применить в нашей России. Всё подгоняли конское седло к коровьему горбу.

Чую, вроде перестали в последнее время напяливать эту неподходящую сбрую на нашу тощую русскую фигуру. Видно, поняли, наконец, что бессмысленное это дело. У русского человека свой рассудок и хитрость своя.

Помню, как при отсутствии лошадей в моём родном селе в моём родном селе коров в телегу запрягали. А с тех пор шуточная частушка осталась:

Ой-я-я, ой-я-я,

На корове еду я.

На корове, на быке

Еду, милочка, к тебе.

А к тому ещё поговорка пристроилась от вдовых солдаток, нёсших на исхудалых плечах своих всё крестьянское хозяйство:

- Я – корова, я – и бык, я – и баба, и мужик.

И никогда не было нашему человеку на пути непроходимых дорог и непосильных дел. Так жизнь научила. Не хочу – "через не хочу", не могу – "через не могу". Своей последней силой до грыжи. Или хитринкой, смекалкой, которая иному иностранцу открытием покажется. А для нас выеденного яйца не стоит.

Лет пятнадцать назад было. Весна. Работаю в саду. Делаю прививки, на каждую прививку закрепляю бирку, изготовленную из пивной банки, узкую полоску с выдавленной надписью с названием сорта. Слушаю транзисторный приёмник. Новости передают:

- Один американский садовод продемонстрировал своё изобретение ...

И рассказывают про мои бирки. Я на бирки посмотрел, потом далеко – в прозрачное небо: толи со спутника увидели, моё простенькое изобретение своровали и на весь мир объявили своим изобретением. Засмеялся:

- Хорошо, хоть на это они способны. ... Экое достижение мысли – бирки из пустых банок нарезать ...

А у нас своих доморощенных Циолковских, Курчатовых, Королёвых, Гагариных ... – Сколько надо, столько будет. Вырастают из своих собственных Вовок и Серёжек. Без всяких заморских удобрений и подкормок Миттлайдера. Интересно, кстати, где этот самый Миттлайдер позаимствовал свою систему агротехники? Не у нас ли украл?

Даже представить себе не могу, чтобы русские украли чужое изобретение и выдали за своё. Потому что в своей основе мы, русские – трудовой народ, а не проходимцы.

***

Недавно я подумал, что бываем мы категоричны и однозначны в наших суждениях. И я ведь тоже этим грешу. Яростно нападаю иногда на богатых. Как-то подумал: они ведь тоже разные, как и все мы. Одни растащили богатства по своим мышиным норкам и ублажают свои прихоти. А другие модернизируют производство, заботятся о процветании страны, обеспечивают наше с вами благосостояние. Они работают, как пчёлки, принося громадную пользу своему народу. Без них мы бы никогда не смогли жить так, как сегодня живём.

И среди них люди разных национальностей, которые служат интересам многонациональной России. Присмотритесь! Ведь это так.

Подумайте, смогло бы государство осилить крупнейшие национальные проекты без участия бизнеса? Возможен ли был этот мировой триумф нашей страны? Модернизация крупнейших отраслей экономики, новые технологии, обновление систем коммуникации. ... Сомневаюсь ...

Или вот – осудить Президента или правительство за неправильные действия или бездействия – для нас – раз плюнуть. Верблюжьи плевки получаются. Густые и грязные. Мним, вроде, смелый геройский поступок совершаем. Тем более что времена теперь не те, когда могут "взять, за что надо и отвести, куда надо". Плюйся, сколько хочешь ...

Но вот внимательно присмотрюсь и вижу, сколько деловитых головастых мужиков рядом с нашим президентом работают. Стоят на ведущих государственных постах, руководят важнейшими государственными программами и проектами.

Конечно, семья не без урода. Там ещё приспособленцев, взяточников и временщиков полным полно. Только и выжидают, когда их время придёт, руки загребущие развяжет.

А вернётся ли такое время, от нас зависит. Если вернётся, то и пенять надо будет только на себя. Например, я во время предвыборной компании Президента вступил в Общероссийский народный фронт. И, может, хотя бы участием своим или голосом смогу содействовать продвижению страны к прогрессу и процветанию.

Но, если устремляясь вперёд, не оглянемся мы с вами назад, то обязательно уйдём по ненужной дороге, опять окажемся, либо в зыбучих песках, или в непролазном болоте.

В сатирической повести Салтыкова-Щедрина древний народ глуповский, не сумевший найти между собою согласия, истребив друг друга, пошёл себе князя искать, чтобы управлять им согласился. Один князь, наконец, согласился собирать с глуповцев дань и "помыкать" ими. Так и сказал: Буду приходить и помыкать вами, то есть притеснять. И на том сошлись. Сказка – ложь, да в ней намёк ...

Наши цари и вожди никогда о нас в первую очередь не думали. А думали они о своих личных приобретениях, о почестях и славе для себя, об уничтожении своих противников, которые готовы были тоже их сожрать ради тех же благ и почестей.

Все правители помнили о злосчастной судьбе некоторых своих предшественников. В том числе в недалёком ещё времени. Например, об убиении императора Павла, задушенного лукавыми своими царедворцами с ведома сыночка, Сашеньки.

Думали ещё они денно и нощно, как дворцы сказочного вида воздвигнуть на удивление всему миру. И во славу свою (в торжественных речах же добавляли для красного словца "и Отечества"). И воздвигали. Мир дивится. Я там бывал. В греческом зале, и апартаментах императорских, где, куда ни посмотри, много всяческих чудес. Глаза разбегаются от несметного множества драгоценных металлов и камней, искусной резьбы и чудных живописных картин.

Входя в эти залы вместе с коллегами, директорами школ из города Осинники, только усмехнулся, повторив Аркадия Райкина с его бессмертным рефреном:

- "В греческом зале, в греческом зале ..."

Все дружно рассмеялись. Вот и мы побывали в знаменитом греческом зале...

А ещё, взглянув на Венеру без рук, вспомнил кадр из фильма революционной эпохи с незабываемой грозно выкрикнутой фразой:

- Кто бабе руки оторвал?

А потом, переходя из залы в залу под минорные звуки голоса грамотного и вдумчивого экскурсовода, любуясь сказочными красотами и богатствами, я загружался непростым и печальным вопросом: "Сколько тысяч и миллионов собрано с русского вечно нищего крестьянства на эти роскошные инкрустированные двери, на золочёные ручки на них?" И уже горький осадок откладывался в моей душе. Всё это – труды холопов, присвоенные неблагодарными господами.

Они, цари, не задумывались о том, как живёт этот крестьянин. Только побаивались его. Как вырвется, бывало, это веками накопленное  зло, да как размахнёт он широким и мускулистым плечом, да как замахнётся он, не скипетром-игрушкой, а кулачищем своим могучим. Тут и бегут по углам все господа его, как испуганные тараканы. Рученьки заломают мужику царские обученные псы. Он затихнет на время. Затаится. Ждёт удобного часа, чтобы скинуть с себя вековое ярмо.

Лишь в минуты суровой опасности для себя и для всех вынуждены были выйти они к нему с изысканным хитрым обращением: "Братья и сестры ...". И народ, охваченный духом единства, вставал на защиту Отчизны, отдавал жизни, проливал кровь и повергал в прах хищного ворога.

И опять наши властители  забывали про мужика до той крайней минуты, когда его помощь потребуется.

Они, наши властители, были все разны между собой и в самих себе. Как чеканная монета, разная с разных сторон. С одной стороны орлом благородным, крылатым, с широким размахом, с другой стороны – символом стяжания и жадности, обозначенным как "рубль".

А мы их ругали всех без исключения, или насмехались в многочисленных частушках и анекдотах.

Моя учительница по жизни абсолютно неграмотная Дарья Павловна Кочуганова говаривала:

- Гена, у нас всех правителей ругали испокон веков. Царя ругали, радовались, что свергли этого ирода. После свержения царя в феврале 17-го ребятишки песню пели на улице, подпрыгивали: "Царь Николашка сидит в каталажке". Ленина и Сталина ругали, над Хрущёвым – смеются.

После её ухода из жизни мне пришлось самому наблюдать: про Брежнева анекдоты сочиняли, пародировали его немощь. Короткие периоды Черненко и Андропова легче всего пропустили, почти не успели среагировать в результате быстрого их ухода, потом стали насмехаться над пустыми речами Горбачёва: поехала кума – неведомо куда... "Обсудить, обдумать, судьбоносное".

А "первого президента" "независимой" России мы встретили изумлением, а потом презрением проводили. Он сам себя  шутовством своим обсмеял, нас унизил, до полной нищеты довёл. Страна скатилась до упадка небывалого. И сошёл тихо, скорбно покаявшись в содеянных сокрушительных злодеяниях своих.

По-моему, так и не понял он до конца, что слово и любой поступок правителя по всей стране обязательно прокатывается, как по чуткой струне, либо радостью, либо плачем, либо стыдом, который весь народ переживает. Таким стыдом, который мы пережили, когда он вышел перед американским народом в туфлях разного цвета. Или, когда он в Германии забрал у дирижёра палочки и стал, кривляясь, дирижировать оркестром. Такой же был, как друг Егор Кузьмич – швец и жнец, и на дуде игрец. И если не понял он, что много раз обидел и унизил свой народ, то он – "рака", как сказал бы Учитель, то есть – пустой человек.

После его падения помолились: Вразуми Господи властителей наших! Мудростью и стойкостью духа укрепи их! И даруй им сердце, преданное народу своему!

И живём, смотрим, услышал ли Бог наши молитвы, наконец? Или не услышал ещё? Иногда думаем: услышал, вроде. В другую сторону посмотрим: нет, не услышал.

Работаем, как всегда, от русской души, много. Не жалея здоровья и жизни. И всё надеждами тешим себя.

Пишу эти строчки, слушаю новости по телевизору, прочитываю их в Интернете. При этом думаю. Толи читает мои строчки нынешний президент, толи чувствует, о чём я пишу. Может, сам понимает, на какую крутую обочину нас занесло. Иногда его реакция на мои слова бывает почти мгновенная. Конечно же, ему не до меня. Не до крестьянских моих суждений. Но только опубликовал очерк, в котором больно упрекнул его за терпение к выходкам новосибирского губернатора. А сегодня, волгоградский голова полетел с высокого поста за свои хамские проделки. И вижу: там ещё на очереди есть такие. ... Да, и пора бы их место указать. Не надо мудрствовать лукаво, где можно власть употребить. А то ...

Вообще-то мы с нашим президентом в один день родились, 7 октября. Повторю шутку одного знакомого с Дальнего Востока:

- В октябре всегда умные мужики рождались...

Вот, кстати, поздравляю всех мужиков, родившихся в октябре. Вам повезло. Тем более, если вы – русские. Как и мы с Путиным ...

***

А ведь русский народ всегда жил своим миром, в своём замкнутом пространстве. Искал и находил выход из безвыходных ситуаций, проходил непроходимые места. Изобретал такие вещи, которые можно изобрести только от необходимости решения и безвыходности.

Мой отец никогда не проходил мимо валящейся на дороге железяки (болта, винта, гайки и прочего). Бывало, поднимет, дунет на неё, бросит в карман:

- Сгодится ...

Задумает какой-нибудь механизм отремонтировать, а нужной детали не находится. Скажет:

- Геннадий, иди, поищи в деревянном чемодане. Там есть такая хреновина.

Я пойду искать. Роюсь в куче разного железа. Не могу найти. Он, не дождавшись, подойдёт, перевернёт чемодан, вывалит всё его содержимое.

- Складывай обратно. Найдёшь.

Складываю железяки одну за другой. И точно. Вот она, та хреновина, которая нужна. Принесу.

- А я те чо говорил? – скажет укоризненно.

Чего он только не изобретал! Однажды из сломанной зингеровской швейной машины сделал токарный станок, на котором вытачивал фигуристые кругляши. Даже мы, сыновья, с такой неприязнью относившиеся к его столярному обучению, с удовольствием работали на этом станке. Техника всё-таки, а не какой-нибудь примитивный рубанок ...

Сколько их было таких людей? Русских, мастеров на все руки, которые "одним молотком да долотом..."

И никогда не верьте, когда скажут вам, что у русских всё не так, всё делают не через то место. Это ведь русские нарочно сами себя так ругают и подзадоривают. Но если уж берутся за какое-то дело с душой, сделает обязательно хорошо, с выдумкой. Иногда, как я, похваливая себя:

Сидит ворон на дубу

И клюёт своя нога.

Кровь бежит – а он клюёт.

Вот такой настойчивый ...

***

Живя в промышленном Кузбассе и работая на шахте, наши родители всегда были озабочены многими крестьянскими заботами. Сажали картошку в огороде, овощи, держали скотину, даже корову одно время завели, которую мне приходилось не только кормить, но и доить. Занимались и сенокосом, соответственно. А сильно богато так и не зажили.

Моя трудовая родня в гостях у моей мамы на посёлке Постоянном в конце 70-х годов

Потешный случай вспомню. Лет пять назад выкашивал траву на садовом участке. Идёт мимо коренной местный житель. Под хмельком, мягко говоря. Едва выговаривает, повернувшись ко мне:

- Пет-ро-вич, я тебя косить, научу ...

Я только рукой махнул. Рассмеялся внутренне. Учитель нашёлся ...

Через несколько дней опять мимо шагает. Уже трезвый. Я ему кричу:

- Паша, ты же меня хотел поучить траву косить. Забыл, что ли? А то мой батя в 12 лет на прокос поставил, а косить не научил. Только позади прокос занял и постоянно подстёгивал, пятки подрезать грозился.

- Прости, Петрович! Я же не знал, что ты косить умеешь – говорит.

Смеюсь.

- Ты думал, что я к вам в Шушталеп с неба свалился? Крестьянин я.

Он тоже смеётся:

- Так я и думал, что ты с неба свалился.

***

Я с детства не научился видеть большой разницы между крестьянами и рабочими. Всё одно – вечно трудящийся народ, не обладающий значительными имущественными правами.

Крестьянство как класс, главным занятием которого было земледелие, оформилось в России в XIV-XV веке. Несмотря на различия в категориях сословий (пашенные крестьяне и смерды, черносошные крестьяне и половники, монастырские и тягловые, позднее посессионные, дворцовые и прочие), все они зависели от крупных землевладельцев или государственной власти.

Некоторые свободы, определённые реформами 1861 года лишь частично решали проблемы крестьянского сословия. Позднее реформами Петра Аркадьевича Столыпина (с 1906 года) была предпринята попытка устранить недостатки предыдущей реформы и создать мощное сословие земледельцев-собственников. Однако и эта попытка оказалась в принципе неудачной, потому что встретила сопротивление.

"Опасаясь потери привилегий, землевладельцы всячески препятствовали проведению реформы, Столыпин потерял поддержку императора, а летом 1911 года был убит" (Историко-генеалогический словарь-справочник). И что бы там сегодня не говорили наши современные просвещённые идеологи, главными противниками Столыпина, желающими его устранения, были не революционеры, а консерваторы, крупные землевладельцы.

Броские революционные лозунги большевиков (земля – крестьянам, фабрики – рабочим) тоже оказались лозунгами одного дня. А после захвата власти большевики постарались загнать крестьянство в новое ярмо – колхозы. При этом не погнушались и массовыми репрессиями.

Колхоз – крестьянский кооператив, как бы созданный из частных крестьянских наделов, представлял собою лишь иллюзию кооперации. На самом же деле, этот кооператив подвергался жёсткому государственному администрированию и жесточайшему ограблению со стороны государства. Крестьяне работали в колхозах за пресловутые "палочки", трудодни. За эти "палочки" колхозники получали крохи, оставшиеся от налогов и государственных закупок.

В 50-е годы колхозы стали реформировать в совхозы. Ну, что теряли от этого колхозники? Кажется, ничего. Теряли иллюзию того, что они являются номинальными собственниками клочка земли в этом обобществлённом хозяйстве. И даже эту иллюзию многие не хотели терять. В некоторых случаях партийным и государственным органам пришлось потратить немало сил, чтобы убедить крестьян проголосовать за совхоз.

Свидетелем такого сопротивления мне пришлось быть.

***

Это было, скорее всего, в 1957 году. В колхозе имени Мичурина в селе Алтайском развесили объявления: "Состоится собрание колхозников. После собрания – художественный фильм".

В этом клубе мне пришлось побывать через небольшое время после рождения. Помню, что отец стоял на ногах, держа меня на руках. Я смотрел на экран, конечно, не понимая ничего, что там происходит. Помню только одну картинку: большая лестница у красивого дворца и бегущие по ней нарядные люди – мужчины и женщины. Всё это в стиле 30-х годов. Всегда пытался узнать, что же это был за фильм. Интересно ведь узнать, насколько точно запомнил этот эпизод ...

Нам, ребятишкам, собрание было неинтересно. Но художественный фильм!.. Да ещё бесплатно!.. И ребятня дружнее взрослых собралась к клубу задолго до начала собрания. Как всегда, стоя в сторонке, наблюдали за подготовкой киноаппаратуры. Вот подъехал киномеханик дядя Вася на полуторке, выгрузил движок. Самые смелые из нас помогли отнести движок за угол клуба, чтобы во время демонстрации фильма в зале не было слышно его надсадного треска. Потащили кабель от движка в клуб, к киноаппарату.

Потихоньку, не мешая взрослым, пронырнули в клуб. На скамейки никто из ребятишек не садился. Это места для взрослых. Раскинулись вповалку перед сценой. Старались ничем не стеснить взрослых. Могут вообще выгнать из зала. Сидели – тише воды, ниже травы. Нас никто во внимание не принимал.

На этот раз ждать фильма пришлось очень долго.

Сначала за стол, накрытый красной материей, сели председатель колхоза, представители райисполкома и райкома партии. Председатель объявил повестку дня. После этого выступил солидного вида мужчина, худой, в галстуке, выражающийся авторитетно и грамотно. Потом начали высказываться колхозники.

Конечно, ни я, ни другие ребята не вникали, какая там была повестка дня, о чём говорил этот умный дядька. Но когда горячо и заинтересованно начали выступать колхозники, все поняли – речь идёт о переводе колхоза в совхоз. Колхозники дружно возражали против доводов районного начальства.

На выступления колхозников горячо и убедительно говорил докладчик. Зал отвечал ему неодобрительным шумом, громкими выкриками. Снова выходили колхозники и выступали. Резко высказывались против передачи колхозов в государственную собственность.

Несколько раз выходила наша соседка Тоня Михалёва, жена того самого контуженного голодного дяди Лёши, которого моя мама кормила когда-то жареной картошкой. Тоня говорила визгливо, но из её речей можно было понять одно – нам совхозы не нужны, не отдадим нашу землю!

Собрание продолжалось с 7 часов вечера до 1 часу ночи. Целых 6 часов. Кажется, с одним небольшим перерывом. В своей жизни я не помню собрания, занявшего столько времени. Какими правдами и неправдами удалось переломить мнение большинства колхозников, не знаю. Уговорами ли, угрозами ли ... Но богатый колхоз имени Мичурина в селе Алтайском стал всё-таки совхозом "Мичуринец".

Но главное – мы, ребятишки, после собрания посмотрели бесплатно художественный фильм ...

И ещё не знал я в то время самого главного – крестьяне были лишены главного гражданского права, права на свободу передвижения. У них даже паспортов не было. Выяснил же это, когда начал работать на шахте "Шушталепская" в Кузбассе и вместе с другими рабочими был командирован в совхоз Осинниковский на помощь в уборочных работах в 1966 году.

Послали нас заготавливать силос. К нашей рабочей бригаде присоединили четверых работников совхоза. Все они были люди преклонного возраста. Наши рабочие периодически присаживаясь отдохнуть. Эти же косили без перерывов. На следующий день заявили бригадиру:

- Мы с ними работать не будем. С ними норму не выработаешь. Копейки получишь. Ставьте нас отдельно.

А нам дружелюбно с извинением объяснили:

- Вы-то тариф на шахте всё равно получите. Вам наши заработки – мелочь. А мы должны за день четыре гектара выкосить. Вы отдыхаете, а нам отдыхать нельзя. С выработки – копейки получишь.

Да. Рабочие на шахте трудятся иногда тяжело, но не так интенсивно, как колхозники. А наши только усмехаются и шутят:

- Мы-то что ... Тачки смажем – перекурим. Перекурим – тачки смажем.

Выкошенную нами сочную лесную траву вывозил колхозный тракторист Николай. Небольшого роста, складный, мускулистый, в чистом комбинезоне, мужчина средних лет. Не очень разговорчивый, но очень открытый и доброжелательный. Он присаживался иногда с нами отдохнуть. В основном помалкивал. Однажды спросил его кто-то:

- Что вас держит на этой каторге?

Как сейчас помню. Он сидел на косогоре, обхватив колени, грустно опустив голову.

- А куда денешься-то?.. Без паспорта. Был бы паспорт, давно бы уехал куда-нибудь.

- Как? У вас паспорта нет? – удивился я.

- Так. У нас нет паспортов. Паспорт дадут в Орловском сельсовете, если только директор совхоза справку даст. Разрешение на получение паспорта. А он разве даст? У него работать некому.

- Так вы что, крепостные что ли?

- Выходит, крепостные, – ответил он грустно.

Никогда его грустный голос не забуду. Вот тебе и советский Юрьев день.

Здесь и вспомню кстати:

... Я этих слов понять не мог,

Но тот, который их сказал,

Угрюмый, тихий и больной,

С тех пор меня не покидал.

Он и теперь передо мной ...

Только в начале 70-х годов крестьяне перестали быть беспаспортными. Но не перестали быть бесправными и нищими.

***

А в 90-е годы пришли новые свободы. Эти свободы были свободами от всего. От годами нажитого коллективного имущества, которое разграбили пронырливые торгаши. Поля опустели. Мужики в большинстве отошли от казённых рабочих дел. Кто-то стал спиваться, кто-то начал жить своим собственным подсобным хозяйством. Захирела великая аграрная держава.

Наверху судорожно думают, как возродить сельское хозяйство, выделяют средства, которые большей частью разворовываются. Потому что на местах пристроились жулики и аферисты. А они не то что не способны, а просто не хотят решать насущные проблемы аграрного сектора. Им бы только украсть, да сбежать куда-нибудь. А народ – живи, как хочешь. Без земли, без техники. С пустующих полей даже мыши разбежались, переселились на садовые участки.

Ведь я уже рассказывал об этих пустующих полях в одном из своих очерков.

Смотрю по телевизору парадные репортажи о посевной. А вижу пустующие поля. Не только в промышленном Кузбассе, но и в традиционно сельскохозяйственном Алтае. Не верь глазам своим. ... Ведь на глазах-то огромнейший неиспользованный аграрный потенциал. Не под силу он простому крестьянину, без техники, без организации. Так и живём. Обманываем начальство и друг друга.

И опять. ... Только надежда. ... На то, что совпадут мысли мои с президентскими мыслями. Не зря ведь мы в один день родились.

Моя двоюродная сестра Тамара, как и многие в селе Алтайском, живёт доходами со своего личного подсобного хозяйства – огорода да козьего стада.

И ещё одна надежда у меня. С давних времён она в моей душе. Надежда на то, что каждый человек будет думать не только о своей шкуре, а будет делать всё, что в его силах для процветания своей родины. Вкушая хлеб, помнить, что этот кусочек добыт трудом и потом человека, который и от тебя тоже ждёт твоего посильного вклада в наше общее дело.

Кто бы ты ни был. Врач, учитель, шахтёр, металлург, президент, министр, чиновник любого ранга, рабочий любой специальности. ... В твой день, прожитый тобою, оправдал ли ты своё существование существенным делом? Или попусту прожит? Не застревает ли у тебя во рту кусочек хлеба насущного, добытого непосильным трудом хлебороба?

Как достаётся этот кусочек пришлось испытать не только крестьянам, но и многим другим сословиям в советские времена. Помнят это и мои сокурсники, бывавшие на зерновых развалах на току в совхозе "Чумайский" Чебулинского района в 1967 году.

Кусочек хлеба. Драгоценное достояние человека.

Помню, водила нас учительница Бердюгина Мария Васильевна на поле, которое было прямо за школой на горе, собирать колоски. Говорила:

- Ребята, колосок к колосочку – кусочек хлебушка. Кусочек к кусочку – каравай. А со всего поля центнер наберётся. Целый воз. Смотрите внимательно! Собирайте все колосочки.

И мы собирали. Послевоенные дети знали тоже цену кусочка хлебушка.

У нас в семье зачастую хлеб называли ласково – хлебушко. И не только у нас.

Помню я, как меня, сосем ещё несмышленого ребёнка, поднимали рано, в 6 часов утра, чтобы шёл с бабушкой Марьей за хлебом в третий магазин. Потому что хлеб отпускали на человека. А я уже считался человеком. Огромная толпа выстраивалась в очередь. Ждали, когда появится долгожданная хлебовозка – хлебная будка на телеге.

И вот она выезжала с Советской улицы на Куяганскую, в сторону магазина. Очередь упорядочивалась. Хлеб разгружали и начинали продавать. Продавали в разновес. То есть булки были неравные по весу, и часто к булке приходилось довешивать кусочек до килограмма. К моей бабушке подходил кто-нибудь из знакомых:

- Бабушка, дай твоего внука, я на него возьму. Довесок – ему отдам.

- Да бери! – подталкивала меня бабушка.

На меня давали паёк. Тётка совала мне довесок, который я тут же торопился скушать. Но бабушка Марья отбирала у меня довесок, клала в сумку:

- Давай положим лучше. Дома с молочком поешь.

Я не смел возражать. Терпел до дома.

В этой очереди я не помню никаких споров и скандалов. Люди были усталыми, деловитыми, сосредоточенными. Тишина была в этой многочисленной толпе.

Только однажды я услышал необычайный шум и крик. Истошно, дико закричала женщина. Упала на землю, стала биться в судорогах, поднимая клубы пыли. Изо рта поплыла густая белая пена. К ней сразу кинулись несколько человек. Схватили её за руки, за ноги, за голову. Прижали к земле. Разжали чем-то зубы. Некоторое время держали, пока не прекратились судороги. Потом отпустили. Женщина встала, оглядела всех мутным взглядом и пошла прочь.

Какая-то женщина, объяснив продавщице ситуацию, купила для этой женщины хлеба, чтобы потом отнести ей.

Потом я узнал, что у женщины в грязной потёртой фуфайке был приступ падучей болезни. Была это глухонемая Нюра. Она работала в колхозе. Считалась ударницей. За ней был закреплено огромное поле посадок табака в несколько гектаров по косогору над улицей Подгорной, которое она обрабатывала одна. От рассады до уборки. Круглый день и всё лето не уходила со своего поля. Народ её уважал и жалел. И я тоже уважал, и потому всегда при встрече приветствовал поклоном.

Народ всегда уважает того, кто не зря кусок хлеба ест. При таком разделении труда, когда большинство из нас далеки от производства продуктов питания или другого материального производства, нам трудно представить себе свою собственную сопричастность к этому делу. По сути, ведь, общему делу.

Мои выпускники помнят, как я читал им рассказ Андрея Платонова "Добрый Кузя", который умер от голода в осознании своей бесполезности общему делу. А пенсию отписал Красной армии для победы над врагом. Нет, не сторонник я таких крайностей. Но часто спрашивал себя, как я отрабатываю хлеб, добытый горько-солёным потом русского крестьянина.

Истинно русские люди всегда понимали, что вся держава и воинство, самодержавие и боярство, все сословия и все отрасли хозяйства держатся на одном, безусловно, важнейшем фундаменте – хлебе насущном. В современном широком смысле – на материальном производстве.

И думаю, именно там, среди трудящегося народа, способны рождаться настоящие национальные герои, национальные характеры, а также истинное народное искусство. Искусство живое, произведённое самой жизнью, а не кабинетными умствованиями.

Сейчас вы скажете, что я морали вычитываю. Да нет. Просто слово говорю, выстраданное за мою непростую полосатую жизнь. Многолетними моими раздумьями. Так что уж простите вы меня, грешного. Если что-то не по вкусу вам пришлось. Даст Бог, исправлюсь...

Геннадий Казанин

28 апреля 2014 года

Следующий очерк

Другие очерки из цикла "Дар памяти"